Всё горел огонёк

ЗАМОЧЕННЫЕ СКВАЖИНЫ

Осенью 1987 года, согласно официальным отчетам, в силоса Томыловского элеватора было засыпано 11000 тонн семян подсолнечника. При этом более 4000 тонн, в нарушение всех инструкций, оказались влажными. В результате внутри элеватора начался процесс саморазогрева семян. Из них стали выделяться взрывоопасные газы.

Прием семян подсолнечника на хранение от колхозов и совхозов здесь был завершен 30 октября. А уже 14 ноября в некоторых силосах началось резкое повышение температуры.

Работники элеватора попытались разгрузить хранилища. Кое-где это сделать удалось, но в целом ситуация изменилась мало.

В итоге с 14 января семена стали гореть открытым пламенем: процессы окисления вызывают разогрев массы продукта до 1000 градусов. 

После 19 января 1988 года аварийные элеваторные хранилища стали не только гореть, но и взрываться, разбрасывая во все стороны куски железобетонного корпуса.

Кульминации трагедия достигла вечером 29 января.

Около полуночи на Томыловском элеваторе работали пожарные из Чапаевска, Новокуйбышевска, Безенчука и Куйбышева. В этот момент техник-технолог Захардяев и рабочие Ополев и Разумов решили сходить на разведку к горящему зданию, чтобы узнать, есть ли к нему подход через надсилосный этаж.

Они поднялись на крышу четвертого корпуса, но примерно в 0.20 взорвались сразу шесть аварийных силосов. Сила взрыва оказалась такова, что часть надсилосного этажа срезало, словно ножом. Захардяев с Ополевым погибли мгновенно.

Огненный шквал пополам разорвал третий корпус, и в его средней части осталась зияющая пробоина. Кроме того, обрушились почти все подходящие к корпусу трубопроводы, транспортеры и металлоконструкции.

Но и на этом события роковой ночи не закончились.

В 1.20 взорвались силоса №1510 и 1610 первого корпуса. В железобетонной стене появилась новая дыра.

В целом же к тому моменту из 92 силосов удалось разгрузить лишь 22. Еще 11 были полностью или частично разрушены взрывами. В семи бетонных хранилищах шло активное горение продукта, а в 49 наблюдалась высокая температура внутри плотного слоя семян - до 300-400оС.

Вот как рассказывал о событиях той трагической ночи полковник Жарков, в то время - заместитель начальника областного УПО.

- В ночь на 30 января 1988 года на элеваторе произошел очередной мощный взрыв.

Через несколько минут после трагедии около полуразрушенного корпуса собрались родственники погибших, жившие в соседнем поселке, всего в какой-то сотне метров от места трагедии.

Матери и жены плакали, умоляя пожарных спасти их сыновей и мужей. Женщины будто бы слышали голоса раненых, которые лежат под завалами и просят о помощи.

Как руководитель оперативной группы я понимал, что в этой ситуации не имею права рисковать жизнями своих подчиненных, и потому на обследование места взрыва и на поиски пропавших решил идти сам.

ГЛАЗА БОЯТСЯ, А РУКИ ДЕЛАЮТ

С собой я согласился взять только подполковника Владимира Любкина - начальника отдела УГПС.

На четвертом силосном корпусе, который меньше всего пострадал от взрывов, сохранилась вертикальная металлическая пожарная лестница. Мы предположили, что путь к рабочей башне, от которой шли пострадавшие, наверняка был разрушен в момент взрыва. Поэтому, если люди остались живы, у них не было другого пути спуститься на землю, кроме как по этим чудом сохранившимся ступенькам.

К четвертому корпусу мы подогнали 30-метровую автолестницу, но она достала только до половины стены.

Мы с Любкиным поднялись по ней, сколько было возможно, а остальную часть пути, до отметки 52 метра, нам пришлось преодолевать по той самой вертикальной пожарной лестнице, которая шла по стене элеватора и не имела ни поручней, ни каких-либо ограждений.

Стояла глубокая ночь. Стрелки на циферблате приближались к двум часам. Ветра не чувствовалось, но еще с вечера ударил крепкий мороз, и держаться на обледеневшей металлической лестнице было трудно.

Голоса людей и шум машин остались где-то далеко внизу. Огни Чапаевска и поселка работников элеватора сливались со светом редких звезд, а слева от нас полыхало зарево горящего третьего корпуса. Возникало ощущение какой-то неправдоподобности происходящего.

Когда до крыши оставалось несколько метров, стало видно, что верхняя часть здания, а также лестница, по которой мы поднимались, покорежены взрывом, потому вся эта масса в любой момент может обрушиться вместе с нами.

Это зрелище в один миг вернуло нас в реальность. Я вдруг почувствовал, что лишь с большим трудом могу оторвать руки от металлических ступенек. Пальцы в перчатках меня не слушались, намертво вцепляясь в лестницу. Это было чувство самосохранения, которое у человека порой оказывается сильнее разума.

Нет, страха перед высотой или перед неизвестностью у меня в тот момент не было, однако было четкое ощущение смертельной опасности.

Немного переведя дух, мы все-таки решили продолжить подъем и добрались до металлической площадки, расположенной перед дверью, что вела в надсилосный этаж. Ползком пробравшись через эту дверь внутрь корпуса, мы смогли прийти в себя и отдышаться.

Перед нами предстала безрадостная картина: развороченная взрывом верхняя часть третьего корпуса, размером с половину футбольного поля, была целиком охвачена пламенем - это горели разлетевшиеся вокруг остатки зерна и семян подсолнечника.

Сверху разрушенный корпус напоминал пылающий кратер вулкана, конусом уходящий вниз. Из него во все стороны торчали обломки железобетона, покореженные металлоконструкции, трубы, стальная арматура, части элеваторных транспортеров.

Мы сразу поняли, что у рабочих элеватора не было шансов уцелеть в этом аду. Тем не менее, мы обследовали крышу четвертого корпуса, а также часть полуразрушенного третьего корпуса, куда все-таки смогли пробраться по самой кромке огненного кратера. Никаких признаков жизни мы, к сожалению, не обнаружили.

Обратный путь вниз по обледенелым металлическим ступенькам нам в тот момент казался совершенно невозможным. Мы решили искать другой путь.

Нам удалось добраться до рабочей башни, которая оказалась почти не тронутой взрывом, но была сильно задымлена. По обычной маршевой лестнице, задыхаясь в дыму, мы сбежали вниз и только на свежем воздухе смогли откашляться.

Мы отсутствовали около 40 минут, хотя для нас эти минуты пролетели как одно мгновение. 

Наш рассказ вызвал у родственников новую волну слез. Тем не менее, они понимали: мы сделали все, что было в наших силах, и никаких претензий нам не высказывали.

А тела погибших пожарные нашли только через три дня, под завалами, среди полусгоревших семян подсолнечника...

В начале февраля состоялось совместное заседание руководства Куйбышевского обкома КПСС и облисполкома.

Перебрав все возможные способы борьбы с пожаром на Томыловском элеваторе, решили остановиться на так называемом методе флегматизации. Смысл его заключался в следующем. Залить горящие силоса замороженной углекислотой - сухим льдом, а затем подавать в бункеры жидкий азот, имеющий температуру минус 190 градусов.

Когда все технические трудности, казалось, были позади, карты разработчикам спутал... очередной взрыв. Он прогремел в 4:20 утра 27 февраля, почти полностью разрушив еще несколько железобетонных емкостей.

Лишь 16-20 апреля 1988 года государственная комиссия из Министерства хлебопродуктов СССР обследовала Томыловский элеватор и вынесла заключение, что неконтролируемый процесс тления и горения семян подсолнечника почти закончился.

Однако 10 мая, когда наступила теплая погода, в дежурную часть УПО УВД опять поступило экстренное сообщение... о новом сильном пожаре на Томыловском элеваторе. Здесь почти одновременно загорелось несколько силосов в первом и втором корпусах.

В связи с новым обострением ситуации на Томыловском элеваторе 18 мая 1988 года в Министерстве хлебопродуктов СССР прошло совещание, где опять рассматривались методы и способы ликвидации затянувшейся аварии.

Москва была обеспокоена ситуацией на станции Томылово. Об этом можно судить по списку людей, принимавших участие в совещании. Заместитель министра Ковалев, председатель Куйбышевского облисполкома Погодин, начальник УПО УВД Куйбышевского облисполкома Карпов, заместитель начальника ГО СССР генерал-полковник Ряхов, главный эксперт по химическому оружию Министерства обороны СССР, академик, генерал-лейтенант Кунцевич, академик, директор Института химической физики АН СССР Буслаев и еще около полутора десятков чиновников и ученых союзного масштаба.

ДЫМЫ ОТЕЧЕСТВА

Однако после бурного обсуждения самые экзотические, а также чересчур кардинальные методы ликвидации аварии были отвергнуты. Комиссия приняла более реальный план.

Решили, что Томыловский элеватор нужно постепенно, не торопясь, разобрать на отдельные элементы, а в наиболее опасные места, где внутри толщи семян могло затаиться пламя, закачивать смесь из газообразного азота и твердой углекислоты...

Ликвидационные работы были завершены только к сентябрю 1989 года. Однако о какой-либо эксплуатации полуразрушенного элеватора не могло быть и речи.

Министерство хлебопродуктов СССР той осенью прислало очередную комиссию, которая сделала неутешительный вывод: дешевле будет построить новый элеватор на прежнем месте, чем восстанавливать и реконструировать старый.

Вопрос о выделении средств на строительство должен был рассматриваться в правительстве СССР в 1990 году. Но этому помешал распад страны...

по материалам В. Ерофеева