Спас рукотворный!

МЕСТО ДЛЯ ПОДНОШЕНИЙ

Баиев – единственный из медиков постсоветского ареала, удостоенный на Западе титула «Человек года» (2000 и 2001 гг.) и награжденный премией «Врач мира» (2005 г.). Он написал книгу «Клятва: хирург под огнем», изданную в двадцати странах на многих языках и ставшую бестселлером. Вот только в России ее вряд ли скоро напечатают: текст богат откровениями об ужасах двух  чеченских войн. Зато украинским журналистам в Москве удалось побеседовать с самим автором и выслушать его трактовку драмы. Ниже – характерные моменты из того интервью.

— Хасан, неужели вам не страшно было подходить к таким людям, как Басаев, Радуев, Бараев? Вы тогда не думали о последствиях?

—Когда передо мной человек, который нуждается в медицинской помощи, кто бы он ни был, я сделаю все, что могу. Я врач, я давал клятву Гиппократа. Вот и Шамиля Басаева я оперировал, когда он подорвался на мине. Ему пришлось ампутировать ногу.

— А с Радуевым как познакомились?

— Еще в первую чеченскую кампанию. Меня посадили в машину, завязали глаза и увезли под покровом ночи. Я не знал, ни кто меня везет, ни куда. Когда приехали, увидел Салмана Радуева: до мозгов была огромная дырища, кроме одного глаза, ничего не осталось на лице. Как он вообще выжил после такого ранения… Я его лицо лепил и собирал, как детскую мозаику. Но это все не сразу было. В течение полугода я ему сделал четыре сложнейшие операции. Вставлял в лицо немецкие титановые пластины, они случайно появились на складе. Из-за этих пластин его потом прозвали Терминатором.

— Басаев и Радуев были вам благодарны или считали, что вы должны были их спасать?

— Естественно, они говорили мне «спасибо». Но я могу поклясться на Коране, что я у них не взял ни рубля. В общем-то я шесть лет всех оперировал бесплатно. Не было ни зарплаты, ничего. Со мной восемь женщин работали в госпитале, медсестры. Нам люди приносили у кого что было — кто хлеб, кто мясо.

— Ваш дом в Алхан-Кале тоже был разрушен?

— Мой дом был дважды разрушен. Сначала в первую кампанию. А как только я его отстроил заново, грянула вторая война. И сразу же на дом упало два снаряда «Град», и всё… Обе кампании село было в самой гуще боевых действий — то Бараев захватывает, то Басаев, то федералы его берут под контроль. Мы жили в сыром подвале в нечеловеческих условиях. В первую войну я прямо там и оперировал. Во вторую мы уже работали в полуразрушенной больнице Алхан-Калы.

— А ваши родные все уцелели?

— Да, все. Но односельчан погибло очень много.

— Когда было страшнее: в первую войну или во вторую?

— Я даже не могу их сравнить. Вторая — это был не то что ужас, настоящий ад. Намного больше бомбили, не пускали представителей международных организаций, раненых невозможно было отправлять — мы оказались в блокаде. Нас колбасили днем и ночью. Сколько раз я поднимал белый флаг и шел на переговоры к федералам! Над головой свистели пули. Я просил их не молотить без остановки по мирным людям. Это с одной стороны. А с другой — я рисковал, что боевики узнают, как я ходил к федералам.

— Один из самых кровожадных полевых командиров Арби Бараев даже выводил вас на расстрел?..

— Было такое. Вывел меня со словами, что я предатель, открыл для русских госпиталь, чтобы им угодить. Я спасся тогда чудом, в село как раз входила колонна федеральных сил. А убить он меня хотел, потому что видел, как к нашей больнице подъезжали БТРы федералов, откуда выносили раненых солдат. А ведь Бараев мой односельчанин, и я его спас в 95-м: вытащил пулю, засевшую прямо возле сонной артерии. Но он добра не помнил. И когда я в 2001 году увидел новости, что его ликвидировали, даже вздохнул с облегчением…

— Какими инструментами вы делали ампутацию и трепанацию фактически в полевых условиях?

— Ампутацию домашней деревянной ручной пилой, а трепанацию — ручной дрелью. Выбор инструментов был самый скудный. Мы их промывали проточной холодной водой: не было ни газа, ни света. И медикаментов почти никаких, даже антибиотиков. При этом очень редко у кого после ампутации продолжалась гангрена. Все операции я проводил под однопроцентным лидокаином уже на опыте: один слой обезболиваю — режу, другой обкалываю и так дальше. А в самом здании госпиталя даже стекол не было — окна мы забили мешками с песком. Обстреливали постоянно, вся больница была в грудах осколков. Так часто мы считали минуты, секунды, думали: все, теперь конец. Но каким-то чудом оставались живы… Всевышний нам помогал.

ВЫБОРСКАЯ СТОРОНА

— Хасан, как вы оказались в США?

— Уже 13 лет я живу в Америке. Приехал в 2000-м, не зная ни одного слова на английском, не имея никаких знакомых, не понимал, с чего вообще начать новую жизнь. Да и не собирался я там оставаться. Меня вывезли в США на реабилитацию после войны в Чечне. Я полгода проходил курс. Представьте — человек шесть лет находился непрерывно в зоне боевых действий. По воле судьбы я оказался в самом эпицентре этих событий. И когда ты каждый день видишь смерть, видишь оторванные конечности, изуродованные тела, каждый день сидишь под артобстрелом, под бомбежкой — это немыслимо. Во время второй чеченской кампании мое психологическое состояние было уже очень и очень плачевным. И когда активная фаза военных действий закончилась, представители международных организаций —Amnesty International и Human Rights Watch — нашли меня в Ингушетии и спросили, чем они могут мне помочь. Я им ответил, что у меня только одна просьба: пройти курс реабилитации в Америке, потому что дальше я так жить не могу. И они меня вывезли.

— Это единственная причина, по которой вы уехали из России? Или же чувствовали какую-то опасность?

— Конечно, оставаться в России было очень опасно. Я прекрасно понимал, что меня прихлопнут или боевики, или федералы. Я оказался меж двух огней.

— Семья сразу уехала с вами?

— Сначала я уехал один. А через год с помощью тех же правозащитных организаций перебралась моя жена с тремя детьми. Младшая дочь родилась уже в Америке. Отец с матерью, брат и четыре сестры остались в Чечне. 

В США пришлось начать жизнь с чистого листа, учить язык. Долгое время мы жили в Вашингтоне, а несколько лет назад переехали в Бостон.

— Как много времени прошло с вашего приезда в Америку до того момента, как вы вернулись к операционному столу?

— Я очень долго не имел возможности заниматься хирургией. Для начала нужно было досконально овладеть языком, выучить медицинские термины. Потом я пошел учиться в колледж. После чего два года стажировался на базе Гарвардского университета в отделении пластической хирургии детской больницы и еще полгода практиковался в Японии по лазерной и пластической хирургии.

— И когда вы полностью вернулись в профессию?

— Первую свою самостоятельную операцию в Америке я провел в 2006-м. Скажу, что российскому врачу крайне тяжело в Штатах вернуться к практике. Мне во многом помогла моя книга «Клятва», которую я писал с 2000 по 2003 год. Как автор, я много ездил по миру, читал лекции. От этого, конечно, хороший доход получал. А вообще «Клятва» мне во многом помогла в жизни. Через нее я узнал мир, познакомился с сотнями интересных людей. И главное — вернулся к операционному столу. Помогло мне и то, что я стал в США «Человеком года» в 2000-м. А также премия «Врач мира» в 2005 году.

— Когда вы смогли опять прилететь в Россию?

— Это было в 2007 году. Известная врачебная организация Operation Smile, которая ездит по всему миру и оперирует детей бесплатно, включила меня в свой список для поездки в Россию. Со мной ездили врачи с мировыми именами.

На прежней работе я должен был ездить со своей командой по всему миру, проводить операции, а я хотел сконцентрироваться на помощи своим землякам. Перед отъездом в Россию я отправил сотни огромных коробок с медицинским материалом, прилетел и целый год фактически не вылезал из операционной. Жена с детьми приезжали на лето.

— Оперируете бесплатно?

— Конечно. Никогда с детей не возьму ни копейки. Но я ведь довольно известный пластический хирург. И когда я в Чечне, ко мне прилетают состоятельные люди со всей России за красотой, известные и не очень. Я им делаю операции, они платят деньги. Их я трачу на больных детей, на дорогие медикаменты. Я получаю огромное удовлетворение, когда вижу, как ребенок меняется на глазах. 

— А почему за рубежом вы знамениты, дружите с голливудскими звездами, а здесь в забвении и даже не можете напечатать свою книгу?

— Ну, это не секрет. Ведь что обо мне главным образом известно? Что я оперировал Басаева, Радуева, Бараева… Но в конце концов я же не виноват. Чечня крохотная, врачей было очень мало. И так получилось, что в моем родном селе Алхан-Кале, в пригороде Грозного, происходили все основные события. Ко мне как к доктору везут раненых, истекающих кровью — сотни! А я что скажу, что не буду оперировать? И ведь никогда не вспоминают о тысячах прооперированных мной за две кампании детей, женщин, стариков, молодых парней. Не говорят о сотнях спасенных Баиевым русских солдат, офицеров. Нога Шамиля Басаева и лицо Салмана Радуева — вот вся моя характеристика в России. Имя мое здесь навсегда связано с этими печально известными фигурами. И точка. Но я-то знаю, скольким людям помог. В первую войну вытащил с того света 4600 человек! А во вторую оперировал в два раза больше…

по материалам Е. Петуховой