Что хранят в себе подвалы СБУ

Возле СБУ гостей встречали члены общественной организации «Патриот», занимающейся освобождением пленных. Ее участник Фридон Векуа пригласил всех внутрь и начал рассказ.

Сейчас здание СБУ находится в плачевном, но не критическом состоянии. Мощные стены, построенные в XIX веке, пережили «русскую весну» под предводительством Стрелкова-Гиркина. А вот о пленных этого сказать нельзя.

Здание встречает закопченным пропускным пунктом. В нем — бумажный пепел, сажа и пустота. Закопченные стены — результат разминирования. То, что украинские саперы не смогли обезвредить, просто взорвали.

Далее — кабинеты. В них весной-летом прошлого года обитали Гиркин со товарищи. Именно здесь вершилась судьба Славянска.

Сейчас кабинеты стоят разоренными. Самыми интересными в них являются уже исторические обрывки документов. Любых — начиная от плакатов в поддержку ДНР, заканчивая пустой консервной банкой гречки с тушенкой — производство России для армейских нужд. Много икон, полусломанная мебель и пыль. Здесь никто ничего не трогает. Экскурсии, как наша — скорее исключение, чем правило.

Хотя, как говорит Векуа, здесь планируют создать музей, например, перенести с площади памятник Ленину. Тем более, что сотрудники СБУ возвращаться в здание для работы желания не выявляют.

Потом спускаемся в подвалы. Здание построено на карстовых почвах. Поэтому подвалы сухие, с постоянно температурой +14оС. Но почему-то ощущение холода не покидает.

Подвал на самом деле не очень большой. Разделен на три комнаты — каморку, где стоит стул, и две комнаты побольше. Здесь мебели нет вообще. Зато есть рукомойник, сделанный из пластиковой бутылки. На стенках — насечки, так заключенные вели счет дням. Потрясает выцарапанная надпись: «Украина едина». Стены, обшитые фанерой, в нескольких местах пробиты. Славянец Владимир Панибратченко, побывавший здесь в качестве заключенного, объясняет: это от ударов головой. Пленников буквально «вмазывали» в стену.

На самом деле в подвале не держали много заключенных. Максимум — 8-10 человек. «Отработанный материал» отправляли в камеры горотдела. Здесь оставляли особо важных «преступников», например, тех, кого считали «Правым сектором».

- В помещении со стулом велись первые допросы, - говорит Владимир. - Били по голени, в тот момент, когда удара не ожидаешь. Тем, кто уже сказал на камеру все, что нужно, оставляли свободу передвижения. Остальным связывали скотчем руки и глаза.

Для допросов, где бить не будут, или будут очень мало, водили наверх. Здесь глаза у пленников всегда были завязанными. Однажды Панибратченко попросил снять скотч, мол, ничего не видя, трудно отвечать на вопросы. Голос с российским акцентом ему ответил: «Но тогда это будет последнее, что ты увидишь».

- Здесь не было местных ополченцев. Все: поведение, акцент, темы допросов, даже незнание местной географии выдавали чужаков. С нами разговаривали сотрудники ГРУ. Слово «мэра» Пономарева здесь вообще ничего не значило, - говорит экс-пленник.

Его посадили «на подвал» как местного «правосека». На самом деле, считает Владимир Панибратченко, «народный мэр» сводил с ним старые счеты. Неуважение российского спецназа к Пономареву и позволило Владимиру остаться живым.

Из здания выходили молчаливые, гуськом. Хотелось на волю и на солнце. На подоконниках со стороны улицы лежали засохшие цветы — в память тех, кто отсюда так и не вышел.

Светлана Вьюниченко