Перед лицом оккупантов: мемуары краматорчанина

Волею случая в редакцию газеты «ТВ плюс» попали записки жителя Краматорска Ивана Варвянского, написанные в конце 1970-х годов и рассказывающие, в числе прочего, об антигероях той войны. С разрешения родственников автора мемуаров (сам он, к сожалению, уже ушел из жизни), мы публикуем выдержки из текста.

Серго и его дела

В 1940 году меня с группой ребят со 2-го механического направили в мехцех №6. Цех был военный, закрытый. Был у нас на пролете контролер ОТК Серго. Сам по нации грузин – высокий, черный, никто никогда не видел, чтоб он улыбался. Так вот, этот Серго остался в оккупации: то ли не успел эвакуироваться, то ли по заданию, но остался и стал помощником начальника полиции Краматорска.

Когда начались холода, в ноябре-декабре 1941 года, немцы стали у населения забирать теплые вещи: валенки, полушубки и т. д. Включился в эту кампанию и Серго со своей бандой – полицаями. Шастали по домам и квартирам и брали все, что им попадалось ценного на глаза: ковры, шубы, швейные машинки. Сколько они орудовали - мне неизвестно, но кто-то из населения донес немцам, а, может, и сами полицаи не поделили чего-то и заявили.

Где-то на 16-м участке была штаб-квартира Серго, куда свозили и сносили все награбленное. Часть они действительно сдавали немцам, но давали такое дранье, что те его просто выкидывали. Когда немцы проверили – действительно ли они занимаются сбором теплых вещей, то обнаружили целые склады таких вещей, что немцам в прифронтовой полосе вовсе не нужны были. Говорят, что нагрузили две или три машины всякого добра.

Серго арестовали и в один зимний день его казнили возле ДК им. Ленина. Согнали народу порядочно, добровольно на такое зрелище мало кто мог пойти, так немцы прикладами выгоняли из квартир и гнали на место казни. Выступает офицер и чисто по-русски говорит, что вот, мол, ваш русский, то есть советский, а чем он занимался – он грабил население прикрываясь немецкой армией. И вот, когда петля была надета на шею Серго, он крикнул «Да здравствует Гитлер!» В народе так все и ахнули, а некоторые прямо вслух сказали: чтоб ты вместе с Гитлером подох. Когда уже начали расходиться, между собой люди говорили: хоть бы перед смертью крикнул «Да здравствует Сталин!», и то б его жалели...

Дальнозоркий Жданов

Осень 1941 г. была дождливая. Может, и не везде, но в наших краях очень часто шли дожди, дороги были разбиты, немец рвался к Донбассу. На территории хлебозавода расположилась какая-то наша часть. Хлебозавод уже почти не работал, не было подвоза муки, да и гремело кругом. В нашем доме жил Жданов Василий, да будет ему Царствие небесное. Хитрый был мужик, дальнозоркий. Когда началась война, он был партийным, но, вероятно, прослышал по радио или по рассказам, что коммунистов немцы расстреливают. Так он на работе поссорился со своим начальником и ударил его по физиономии. За это его исключили из партии и без малого не судили. Но главное, что и на фронт его не взяли - как ненадежного человека. 

Шопен, но не композитор

Перед войной жил в Краматорске и работал инженером на Старокраматорском заводе им. Орджоникидзе переселившийся из Германии еврей по фамилии Шопен. Он проявил себя преданным и был принят в партию. Долго ли, коротко, но в скором времени Шопен становится секретарем партийной организации завода и заместителем секретаря компартии Краматорска. И вот, когда немцы вошли в Краматорск, то Шопен не думал ни удирать, ни, тем более, уходить в подполье. Он радушно встретил немцев и доложил кому надо, что он делал и что он еще может сделать. А сделать он мог многое. Он знал всех членов партии, ведь у него были списки, адреса, даже тех, кого партия оставляла в подполье.

В первые же дни были схвачены все активные члены партии. Партийцев, которые были рядовыми рабочими, пока не арестовывали, но они каждый день должны были приходить в управу и отмечаться. Кто был более-менее догадлив, чувствовал, что тут нехорошим пахнет, уходили из города. Тогда долгое время таскали их родственников, допрашивали. Но многие думали – не берут, ну и ладно, хотя немцы помаленьку подбирали и партийных, и комсомольцев, и на Меловой горе расстреливали. В этом помог Шопен, он был с первых же дней назначен бургомистром города Краматорска, и старался, во что бы то ни стало, расправиться со всеми, кто его знал. 

В марте 1942 г., когда нас начали хватать и сгонять к управе, выяснилось, что 800 человек из Славянска ожидают в школе на Ивановке отправки, как говорили немцы и полицаи, в Днепропетровскую область хлеб молотить прошлогодний. Но когда нахватали краматорчан 1200 человек и приплюсовали славянских, то мы уже стали догадываться – какой хлеб будем молотить, вернее всего, нас будут молотить. Собрали всех разом и погнали пешком на Сталино. При выходе из города Шопен сопровождал колонну верхом на лошади, нам он показался громадным. В одном месте к нему подошла старушка и говорит: пан, оставьте моего сыночка, ему еще нет 16 лет, и ухватилась за сапог, который свисал с лошади. Шопен ответил – это не в моих силах, дернул ногу, и старушка упала на в мокрый снег. Добрые люди помогли подняться женщине, а Шопен поехал дальше. Говорят, что он удрал потом за границу...

Марья Ивановна

Может, ее не так звали, но я напишу, что Марья Ивановна. Когда освободили Краматорск, в комендатуру привели бабенку лет 30-35-ти. Недурная своей внешностью и бойкая. Когда ее привели, то сказали, что она, мол, с немцами якшалась или, по-простому, блудила. Капитан, который разбирал всякие дела, спрашивает: вы, молодая женщина, помогали немцам, чтоб им было не скучно, веселили их, чтоб они русских били. Она, ничуть не стесняясь, говорит: как же я им помогала, я с них, проклятых, последние жилы выматывала, чтоб они негодные были воевать. 

Все присутствующие рассмеялись, а один молоденький лейтенант говорит: так что, ее можно медалью наградить? Капитан, шутя, добавил: а что, товарищи, может, ее перебросить через линию фронта, пусть еще с немцев жилы выматывает. Все вновь дружно засмеялись, а потом ей сказали: катись ты отсюдова к едреной бабушке, у нас дел посерьезней хватает. 

Мать Адольфа

Одна женщина по своей охоте, а может, изнасиловали, но родила от немца ребенка и назвала его Адольфом. В сентябре 1943 года, когда наши войска освобождали Краматорск, она его задушила, в парке похоронила, поставила столбик с прибитой досточкой и написала «смерть фашистам». Конечно, ее потаскали немного за такие дела, да и бросили. Вскорости она выехала из Краматорска.

Широка страна моя родная

Был в нашем доме старичок один, может, он и не старик, но при немцах все маскировались, отпускали усы, бороды, зарастали так, что одни глаза и рот было видно. Старого была фамилия Клейман или Клейманов. Сам он русский и, видать, из бывших богатых мужиков. Войну он встретил, вероятно, с охотою. У него было два сына, лет по 20-25. Один был на действительной – лейтенантом, а другой при немцах был полицаем. 

Так вот, когда фашисты перешли границу и, тесня наши войска, продвигались вглубь страны, он, этот Клейман, в душе радовался. Радио по-прежнему передавало «Широка страна моя родная». А он выйдет на улицу, и так, чтоб люди слышали: была широка, да поужала, вон уже Киев сдали, завтра еще уже будет. Кое-кто на него крикнет – хватит тебе каркать. Он, как будто обидится, пойдет в квартиру, а наутро опять про свое. За сына, если не ошибаюсь, Васькой звали, нельзя ничего плохого сказать. Он только на своей дурацкой службе носил повязку полицая, а приходя домой, снимал ее, и перед людьми как-то стеснялся. Старого давно уж нет на свете, а «широка страна моя родная» как была, так и есть.