Камерный неореализм

АКТЕРСКОЕ МАСТЕРСТВО

На закрытии Берлинского кинофестиваля-2012 одним из последних на красную дорожку ступил малоприметный гость. То был Сальваторе Стриано (для друзей просто Саса), явно непривычный к окружавшей звездной атмосфере. Растерянность на его лице сменилась паникой, когда решением жюри фильм братьев Тавиани «Цезарь должен умереть», где Саса выступил в одной из главных ролей, удостоился «Золотого медведя». Оно и понятно – кинокарьера актера случилась вопреки нормальной логике. Ведь до красной дорожки Берлинале Саса привычно являлся гангстером неаполитанской «каморры» и имел 12-летний тюремный стаж.

Отпрыск бедной, но честной пролетарской семьи, он  сызмальства не вылезал с улиц и фактически жил без присмотра родителей — отца, работавшего носильщиком по 12 часов в сутки, и матери, которой приходилось ухаживать за тяжелобольной дочерью. Их квартал находится рядом с портом. За небольшую мзду Саса доставлял потенциальных клиентов проституткам, водя туристов по плохо освещенным лабиринтам квартьери, и приторговывал контрафактными сигаретами — еще один прибыльный бизнес каморры, ныне полностью вытесненный наркоторговлей.

Со временем ему доверили доставку кокаина покупателям. Сасу стали видеть вместе с членами клана — верный знак доверия, быстро расшифрованный его друзьями и соседями. В шестнадцать он уже развозил порошок килограммами и входил в элитную группу сопровождающих босса. Тому приходилось ежедневно отмечаться в полицейском участке, что делало его особенно уязвимым для киллеров конкурирующих группировок. «Разумеется, он не мог тащить пушку в полицию, а я, как малолетний без судимостей, мог сопровождать его до самого участка, расчищать дорогу и охранять, — вспоминает Стриано. — В первый раз, когда нес в кармане пистолет, испытал непередаваемое ощущение могущества». 

Как-то раз, когда он баловался порошком и рубился в карты дома у другого бандита, к ним нагрянула полиция. Нашли пистолет хозяина дома, которому грозили пять лет тюрьмы. Саса, недолго думая, взял пушку на себя; получил год условно. «В каморре такие жесты не оставляют без внимания». Когда ему исполнилось семнадцать, боссы сделали Сасе предложение стать аффилиато, полноценным членом «системы». К предложению влиться в ряды организованной преступности прилагалась приличная сумма. «Взять деньги означало согласиться, так как эти деньги олицетворяли первую зарплату, — объясняет Стриано. — Отныне клан был моей семьей. Я взял деньги и стал аффилиато. Чувствовал себя самым сильным».

В отличие от коза ностра, у каморры нет единого босса. Синдикат состоит из семи десятков кланов, бесконечно вступающих друг с другом в призрачные альянсы, чтобы затем снова перессориться и продолжить территориальные войны. Как правило, во главе клана стоит одна семья, устанавливающая строгую иерархию групп, подгрупп и так далее, наподобие корпораций. Каждый член клана имеет специализацию — будь то наркотики, рэкет, сбор мусора, ростовщичество, мокруха, отмывание денег или инвестиции. У каждого клана есть боевой отряд; союзные кланы зачастую заимствуют боевые отряды друг у друга — незасвеченному киллеру легче выполнить задание на территории, где его не знают.

Аффилиати получают ежемесячную зарплату, размер которой может достигать шестизначных сумм. Остальные живут на процент от прибыли. Когда аффилиато попадает за решетку, клан оплачивает услуги адвоката и материально поддерживает семью каморриста. «Некоторые не в восторге от того, что, пока они чалятся, к ним домой раз в месяц будет ходить чужой мужик. Поэтому в нашем клане денежное довольствие родным разносил гей — чтобы ребята в тюрьме лишний раз не волновались». 

Стриано был приговорен к 15 годам, из которых отсидел десять. Родители умерли, пока он был за решеткой. Моника, с которой они женаты уже 20 лет (ее дядя был крупным боссом каморры), всегда презирала его образ жизни, но осталась с ним. На пятом году отсидки в Ребиббии другой аффилиато, отбывающий пожизненное за убийство, поинтересовался у Стриано, не желает ли он присоединиться к театральному кружку. Саса согласился, лишь бы получить возможность проводить вне камеры пару лишних часов. Параллельно занятиям в кружке он стал посещать тюремную библиотеку. Поначалу читал популярную литературу вроде «Крестного отца», но она быстро ему наскучила; он и сам прекрасно знал, «как оно все на самом деле». «В конце концов открыл для себя Шекспира и Брехта и стал серьезнее относиться к работе кружка. Я был ошарашен возможностями, которые давало актерство. Я мог стать другим, кем угодно. В первый раз почувствовал себя свободным, находясь за решеткой. В литературе я нашел все ответы. Пролил много слез и в итоге примирился с ошибками, которые совершил». В тюрьме они поставили несколько пьес, включая упрощенную версию «Бури». У Тавиани снимались партнеры Стриано по тюремной труппе.

После выхода из тюрьмы Сальваторе, решившего начать карьеру профессионального актера, навестил представитель самого могущественного клана квартьери. Каморра хотела знать, почему он забросил старых друзей. «Я чувствовал, что клан наблюдает за мной, чтобы понять, насколько серьезна моя решимость порвать с прошлым», — вспоминает Стриано. Он собрал все свое оружие, положил в спортивную сумку и нанес визит старым боссам. «Выложил стволы на стол и сказал: возвращаю, они мне больше не нужны. Объяснил, что отдал все долги обществу и клану и решил развернуть свою судьбу. Мне удалось выйти из игры, потому что все эти долгие годы в тюрьме я молчал. Ни разу не опустился до стукачества». 

При всей своей причудливости история Сасы не уникальна. Любопытная новая тенденция: итальянский кинематограф, заметно утративший свои международные позиции со времен Феллини, Мастроянни и Софи Лорен, сейчас потихоньку отвоевывает их обратно — не в последнюю очередь благодаря актерским способностям обитателей местных тюрем. В 2012 году одним из главных претендентов на каннский приз за лучшую мужскую роль называли неаполитанца Аньелло Арену, блистательно сыгравшего в фильме «Реальность» торговца рыбой, мечтающего попасть в итальянский вариант шоу «Большой брат». Арена — в прошлом киллер, работавший на каморру, сейчас отбывает пожизненный срок за участие в заказном убийстве трех человек, совершенном 20 лет назад. На площадку его доставляли под конвоем, а на ночь возвращали в камеру. В Канны, где «Реальность» в итоге получила Гран-при, а некоторые критики в своих похвалах начинающему актеру дошли до сравнений с молодым Де Ниро, Арену не отпустили, несмотря на смягченный за хорошее поведение режим. Но факт остается фактом — главные роли в двух главных итальянских фильмах 2012  года, не сговариваясь, сыграли два бывших каморриста.   

ПОКАДРОВЫЙ МОНТАЖ

«Важнейшее из всех искусств» способно и на опосредованные чудеса – к примеру, на инсценированное умерщвление живого человека (хоть себя, хоть другого) с легитимной медицинской и гражданской регистрацией. Такие пертурбации гарантированно осуществимы в Маниле. А при чем здесь кино – разъясняет британский писатель-колумнист Лоренс Осборн. Ниже – его жизненный и «безжизненный» опыт.

«...Я впервые оказался в Маниле несколько лет назад, когда расследовал истории «пропавших» людей, которые имитировали собственную смерть, чтобы получить страховку. Про этот город мне рассказал скандально знаменитый бангкокский частный детектив Байрон Бейлс; он утверждал, что столица Филиппин — мировой центр всех фиктивных исчезновений: 

-  На свете нет места, где проще пропасть, чем в Маниле. Если ты хочешь сымитировать собственную смерть, получить свидетельство и новый паспорт — на все про все уйдет не больше суток. - Мошенники протоптали дорогу в Манилу, потому что там за пригоршню долларов можно получить что угодно. С официальным свидетельством о смерти из манильской больницы ваша жена может отправиться в американское посольство, объявить о вашей кончине и забрать причитающиеся по страховке деньги. Иностранцы мрут там как мухи. Иногда по-настоящему, иногда понарошку.

Я прилетел в Манилу и снял квартиру в престижном районе Макати. На следующий день забрел в огромное неоколониальное здание мэрии и подкупил клерка в отделе регистрации смертей, предложив ему пообедать со мной. Это оказалось не сложнее, чем получить талон на парковку. Мы пошли в букмекерскую контору в ближайшем торговом центре, и, когда я упомянул про поддельные свидетельства о смерти, клерк просто написал «$30» на салфетке. Через два дня курьер на мотоцикле привез мне свеженькое свидетельство о смерти. Оно было подписано моей «тетей Жасмин» (выдуманной) и уважаемым доктором из приличной манильской больницы. Я «умер».

И остался в городе. А что мне было делать? «Мертвец в Маниле» — это же звучит как название песни Deep Purple. Я был самым настоящим мертвецом в Маниле и получал от этого некоторое удовольствие. Пятый по размеру мегаполис в мире был готов считать меня живым или мертвым и, пожалуй, предпочитал, чтобы я умер. Так или иначе, город открывался мне с неожиданной стороны.

Манила — одно из тех мест, где призраки становятся реальностью; так бывает во многих азиатских городах. Недалеко от бульвара Роксас, который идет вдоль старой набережной, есть несколько громоздких модернистских зданий. Тут располагается Киноцентр Манилы – здание, возведенное Имельдой Маркос. Когда его строили, несколько рабочих погибло; их, недолго думая, зацементировали в фундамент, из-за чего в здании, как считается, бродят призраки. Сейчас там расположилось шоу трансвеститов под названием Amazing Show, а в вестибюле стоят фигуры «леди-юношей» в полный рост в исторических костюмах. Я люблю приходить сюда в сезон дождей и смотреть представление, общаясь — как мне хотелось бы думать — с духами замурованных рабочих и не забывая о своих непростых отношениях со смертью. Только в Маниле можно думать о смерти в таком ключе, да еще и получать от этого удовольствие.

по материалам: М. Франкетти, Л. Осборна