Напрасные слова

НАПИШИ МНЕ ПИСЬМО

Зима 1944-1945 годов в Европе выдалась необычайно суровой, однако и таяние снегов грянуло на шесть недель раньше срока. Вот как описывает те дни в своих мемуарах американский генерал Оскар Нельсон Брэдли: «Наши тяжелые грузовики разбили щебеночные шоссе, проложенные в лесах, и теперь медленно ползли по гатям. Многие километры асфальтированных дорог утонули в грязи, и даже первоклассные германские шоссе превратились в непроходимые болота.

Каждый новый день задержки позволял неприятелю подтянуть силы, и было ясно, что дальнейшее укрепление немецкой обороны на этом участке грозит сорвать весь наш замысел. Я честно опасался, что война в Европе затянется до сентября 1945-го, и что своей высшей точки бои достигнут в конце июля и в августе.

К вечеру 7 марта 9-я бронетанковая дивизия генерал-майора Дж. Леонарда подошла к излучине Рейна, где в него вливается горный поток Ар. На всем протяжении Рейна от Дюссельдорфа до Кобленца около двух десятков тяжелых мостов было взорвано немцами и рухнуло в воду. Плацдарм на восточном берегу Рейна был нашей мечтой, но мы даже не надеялись захватить хотя бы один мост неповрежденным. Я уже смирился с необходимостью форсировать реку под огнем.

Поздним вечером того же дня ген.-лейтенант Ходжес позвонил мне и невозмутимо сообщил:

- Брэд, мы захватили мост.

- Что? Захватили мост через Рейн неповрежденным?

- Да, Леонард захватил мост в Ремагене, прежде чем его взорвали немцы.

Не отрывая от уха трубку, я бросился к карте, волоча за собой телефонный шнур...»

Неожиданная удача американских войск объяснялась характерной чертой их противника. Начальнику германского отряда минеров, подготовивших взрыв однопутного железнодорожного моста в Ремагене, приказ на уничтожение объекта сообщили по телефонной связи. А недоверчивый служивый затребовал письменного дублирования столь ответственного распоряжения. Пререкания начальства с исполнителем длились, пока танкисты авангарда союзников не проскочили по мосту и не разъединили контакты зарядов.

Осознав, что американцы захватили мост, противник сосредоточил по нему артиллерийский огонь и удары штурмовиков с воздуха. Для прикрытия объекта саперные части янки навели через вздувшийся половодьем Рейн дополнительные рельсовую и понтонную переправы. Над плацдармом создали плотность зенитного огня, как при открытии Второго фронта в Нормандии. Выше по течению установили сетевые заграждения, предохраняющие от глубинных мин. С обеих сторон моста были выставлены дозоры, отслеживающие попытки диверсантов врага просочиться к объекту, маскируясь под американцев.

Ежедневные налеты германских пикировщиков сотрясали округу взрывами бомб, не попадавших по мосту. Удары по нему дальнобойной артиллерии имели всего два попадания - 9 и 11 марта. Ущерб от каждого из этих взрывов саперы компенсировали за несколько часов. Казалось, пропускные функции снабжения англо-американцев к востоку от Рейна достигли надежного уровня...

Но вдруг 17 марта стальные конструкции моста, без нагрузки извне, шевельнулись, покосились и обрушились в воду. Многие из 200 саперов, ремонтировавших его в тот час, были раздавлены или утонули в ледяных водах Рейна.

Официальная реакция немецкого командования на эпопею с ремагенским мостом оказалась сдержанной. В коротком сообщении объявлялось, что три майора и один лейтенант Вермахта были расстреляны за невыполнение приказа об уничтожении данного объекта.

ПОРОЧНЫЕ СВЯЗИ

Любопытнейшая битва – сражение при Боумэнвиле – стоит особняком в целой истории Второй мировой войны. Это трехдневное сражение между охраной лагеря для военнопленных в Боумэнвиле (Канада) и его немецкими узниками происходило без единого выстрела и не имело погибших – был лишь массовый травматизм от ударов тупыми предметами.

Заварухой ко всей истории послужило обнаружение 19 августа 1942-го на морском берегу у французского города Дьепп, оккупированного немецкими войсками, двух немецких же погибших солдат со связанными руками. То были жертвы состоявшейся здесь тем же утром неудавшейся английской десантной операции. Собственно, англо-канадских убитых было 1179, германских – 311, но лишь двое из последних были связаны.

Гитлера этот факт несказанно возмутил, и он заявил на весь мир об адекватном ответном воздействии. Дальним эхом сей международной юридической коллизии и стала попытка администрации лагеря в Боумэнвиле взять в наручники группу самых злостных нарушителей режима из числа узников – заковать лишь на несколько часов, с воспитательными целями.

Ответной реакцией пленных стало забаррикадирование себя в двух жилых корпусах и в здании пищеблока. Наводившим порядок солдатам охраны принципиально не выдали огнестрельного оружия – только каски, бейсбольные биты, пожарные брандспойты, топоры и багры. Пленные оборонялись стульями, выломанными ножками столов, посудой и бутылками из чуланов и кладовых пищеблока.

Позже утверждалось, что баталия напоминала ожившие романы А. Дюма – с прыжками сквозь застекленные окна, беготней по крышам и нырянием в затопленный подвал.

Финалом битвы стало перемирие – самое необычное во Второй мировой. Обе стороны отступались от своих условий: немцы не требовали возврата разворованных под шумок из их тумбочек личных вещей, денег и боевых регалий. Администрация же хоронила тему наручников и не требовала материальных компенсаций за уничтоженное в ходе беспорядков лагерное имущество. (К нашему сведению, канадское военное министерство выплачивало пленным германским офицерам назначенное им по роду прежней службы жалованье).

МУЗЫКА НАС СВЯЗАЛА

Вашему покорному слуге достоверно известен факт идейного (а может, безыдейного) конфуза, имевшего музыкально-словесную подоплеку. Осенью 1961-го все советские люди восторженно приняли решения XXII съезда КПСС и гарантию построения в СССР коммунизма к 1980 году. В одной из наших школ, учрежденных для детей офицеров Северной группы войск (находящихся в ПНР), репетировался тематический песенный концерт. Идейный лозунг концерта – воспевание морального облика человека коммунистического завтра. За репертуарную часть и музсопровождение отвечал вольнонаемный русский преподаватель, аккордеонист-виртуоз.

Концерт в Доме офицеров прошел на ура, детки спели замечательно, а вот худрука-аккомпаниатора тихо убрали назад в Союз (по решению политотдела СГВ). Якобы – за исполнение его подопечными народной песни «Тула, Тула, Тула – я», пропагандирующей не взаимопомощь, а упадничество. Ибо там есть куплет «Вот Фома пошел на дно, а Ерема там давно».

А еще, и это главное – за то, что со сцены прозвучал не гимн польских пионеров (харцежей), как было объявлено, а марш воспитанников фашистской организации Hitlerjugend c невинным русскоязычным переводом: «Я, ребята, загорел, как лесной коричневый орех. Я и ловок, я и смел – веселее всех! Ола-рила, рила, рила-оха-оха-ха...» Ну и т. д.

по материалам: О. Брэдли, П. Кареля, Г. Беддекера

Анатолий Шестопалов