Кого-то нет, кого-то жаль...

КОВАРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ

Ныне, спустя 69 лет после рокового выстрела, о гибели председателя Ленинградской областной парторганизации С. М. Кирова мы знаем достаточно. Мотивацию этого преступления изложил в своих "Воспоминаниях" Н. С. Хрущев:

"...Во время работы ХVII съезда большевик с дореволюционным стажем Шеболдаев, секретарь Северо-Кавказской краевой парторганизации, обратился к Кирову:

- Мироныч, старики поговаривают о возврате к завещанию Ленина. Надо передвинуть Сталина на какой-то другой пост, а сюда выдвинуть более терпимого человека. Хорошо бы тебя назначить на пост Генерального секретаря ЦК.

Что ответил Киров, я не знаю, но было известно, что он пошел к Сталину и рассказал ему обо всем.

Сталин якобы ответил:

- Спасибо. Я тебе этого не забуду.

...Счетная комиссия Шверника доложила руководству, что на XVII съезде против Сталина было подано не то 260 голосов, не то 160, а не шесть, как объявили залу. Обе цифры очень внушительны. Кто дал счетной комиссии директиву фальсифицировать результаты выборов? Я абсолютно убежден, что без Сталина никто никогда бы на такое не пошел.

А о Кирове я слышал, что он мог голодных людей заговорить. Он, конечно, был человек умный, и знал, что сказать. Трибун".

СТРАШНАЯ МЕСТЬ

Техническую сторону покушения на Сергея Мироновича освещает в своей книге Александр Орлов (Лев Фельдбин) - бывший генерал НКВД, почти 20 лет прослуживший в органах и бежавший за рубеж в июле 1938-го:

"Отстранить члена Политбюро С. М. Кирова официально за какую-нибудь антиленинскую ересь для Сталина было неприемлемым. Он уже много раз заявлял, что "ныне партия окрепла, являясь монолитной и сплоченной, как никогда". Так что разрешение проблемы виделось иным путем.

Единственной частью госаппарата, которая могла помочь генсеку в подготовке этого убийства, являлось ленинградское управление НКВД. Но начальником этого управления был Филипп Медведь, связанный с Кировым тесной дружбой. Сталину ничего не оставалось, как обратиться к Ягоде и посвятить его в свои планы. Ягода сразу же вызвал из Ленинграда своего протеже и фаворита Ивана Запорожца - заместителя Медведя. Они посетили генсека вдвоем: Запорожец никогда бы не взялся за такое чрезвычайное задание без высшей санкции.

На роль исполнителя удачно подходил молодой коммунист Леонид Николаев. Его только что исключили из партии, лишили в связи с этим работы, и он замыслил убийство главы комиссии партконтроля. Таким актом отчаявшийся Николаев намеревался выразить протест всей партийной бюрократии, жертвой которой себя мнил. Донос на Леонида поступил в органы от его друга, посвященного в грозный план.

И. Запорожец, под вымышленным именем, встретился с Николаевым и убедился в его потенциальной готовности к теракту.

Через друга, умело руководя идеологической обработкой, энкаведист внушил кандидату, что убийство какого-то чиновника из партконтроля не даст зримого эффекта. Зато выстрел в члена Политбюро аукнется по всей стране.

Последнюю загвоздку - отсутствие оружия - устранил все тот же друг, регулярно выручавший Леонида деньгами, а теперь доставший ему револьвер. Благополучно оформили требуемый пропуск в Смольный.

Настал решающий день. Николаеву, с портфелем в руках, позволили достичь главного коридора обкома, где охранник изъял у посетителя револьвер. Уже за одно ношение оружия полагался трехгодичный срок, не говоря о посягательстве на цитадель революции. Визитера немедленно арестовали.

Но спустя короткое время - чудодейственно смилостивились, отдали наган, записную книжку и предложили удалиться.

...Экзальтированный исполнитель крайне тяготился неудачей. Но мудрый друг здраво рассуждал, что надо сделать еще одну попытку. И через декаду воспрянувший Николаев снова засобирался на дело.

БОЧКОМ ПРОШЕЛ НЕЗАМЕТНЫЙ ЛЕНЯ...

Вечером 1 декабря 1934 давний посетитель благополучно возник в заветном коридоре. Там скучал некий охранник Борисов, медленно готовивший бутерброды и чай для бюро обкома.

Николаев терпеливо переминался в сторонке, когда Борисов с подносом, зайдя в зал, вызвал Кирова якобы к прямому кремлевскому телефону. Сергей Миронович оставил трибуну, прикрыв за собой дверь.

...В коридоре грохнул выстрел. Присутствующие бросились вон, однако дверь подалась неохотно: мешали ноги Кирова, распластавшегося в луже крови. Он был убит наповал. Рядом лежал потерявший сознание террорист. Спецохранник куда-то запропастился...

Сталина и Ягоду известили о покушении немедленно. Удивительно, что генсек отважился лично явиться в Северную Пальмиру, ведь он даже на трибуне Мавзолея выступал, имея под кителем особый бронежилет, изготовленный в Германии.

...Уговорить схваченного Николаева представить себя исполнителем злой воли Каменева и Зиновьева не получилось. На допросе террорист признал в замначальника областного НКВД И. Запорожце давнего мимолетного собеседника и понял, что все уговоры и подстрекательства его к убийству Кирова - инициатива властей. Идея Сталина обвинить в содеянном политических оппонентов провалилась.

...Судебный процесс по делу носил закрытый характер. Друга-вдохновителя Николаева и охранника Смольного Борисова заблаговременно ликвидировали. 28 декабря объявили, что убийца и 13 других лиц являются участниками белогвардейского заговора, проникшими в СССР из Финляндии, Польши и Латвии.

На следующий день все 14 фигурантов были расстреляны. Эта же участь еще раньше постигла 104 других схваченных белогвардейцев.

23.01.1935 газеты сообщили, что начальник ленупра НКВД Ф. Медведь, его заместитель И. Запорожец и 10 иных НКВДистов приговорены к лишению свободы за "непринятие должных мер по предотвращению убийства С. М. Кирова". Лишь одному из подсудимых дали 10-летний срок; другие отделались двумя-тремя годами.

Впрочем, ни Ф. Медведь, ни И. Запорожец не сидели в тюрьме. По распоряжению из Кремля их назначили на руководящие посты в тресте "Лензолото", занимавшемся разработкой богатейших золотых приисков Сибири. Медведю, ко всему, разрешили захватить с собой его новый "кадиллак".

А на похоронах С. М. Кирова Иосиф Виссарионович стоял в почетном карауле и затем, в приступе горя и любви к погибшему соратнику, даже поцеловал мертвого...

"БИТТЕ-ДРИТТЕ, ФРАУ-МАДАМ..."

Актрису Зою Федорову помнят и любят многие кинозрители среднего и старшего поколения. Наиболее известна ее роль в фильме "Свадьба в Малиновке", где персонажи З. Федоровой и М. Пуговкина игриво отплясывали заграничный карамболь.

Увы, реальная жизнь актрисы сложилась менее весело. В декабре 1946-го ее арестовали и осудили к 25 годам лишения свободы. За что? За все. Официально - по семи пунктам "антисоветской" 58-й статьи УК. Неофициально, как называла сама Зоя Алексеевна - за недостаточно теплые чувства благодарности к наркому Л. П. Берии, вытащившему из тюрьмы отца актрисы, арестованного в 1938 по обвинению в шпионаже. И за безумный роман с Джексоном Роджером Тейтом, военным советником США в СССР (то были годы второй мировой). Дитя этой любви, Виктория Федорова (тоже актриса), впервые увидела своего американского папу в 28 девических лет (его, как персону нон-грата, выслали из СССР в 1945).

Зоя Алексеевна вышла на свободу в 1953-м, по амнистии. Со своим мужем, адмиралом флота США, больше не встречалась (считая, что Зои нет в живых, он женился в Америке на другой).

А 11 декабря 1981 Федорову-старшую нашли мертвой в ее московской квартире. Она была застрелена в затылок, пуля вышла через глаз. Судя по обстоятельствам, убийцу актриса впустила сама и его совсем не опасалась. Для расследования этого дела была поднята на ноги милиция и прокуратура столицы. На причастность к данному криминалу исследовали более 4000 лиц. Рассмотрели любые возможные версии - от бытовой почвы до политических мотивов. Но преступление так и осталось нераскрытым.

Тайна этого дела вынуждает обращаться к домыслам. Вот и посмотрим, как гибель Зои Федоровой оформилась в воображении писателя Юрия Нагибина.

"АФАНАСЬИЧ"

Так называется рассказ, дающий писательскую версию событий. Ниже - характерные отрывки из этого рассказа: "...За минувшие годы дочь актрисы выросла и года два назад перебралась на постоянное место жительства за рубеж. Никаких препятствий ей не чинили. Да и какие могут быть препятствия при возвращении к ленинским нормам? Мать долго не решалась покинуть родину. После долгих уговоров съездила в гости, покаталась за океаном, согрелась возле дочки и вернулась домой. Снова снималась, выступала в концертах и вдруг разом собралась в отъезд - подала бумаги в ОВИР. Ее не удерживали.

Она уже взяла билет, когда Афанасьич, пожилой капитан серьезного ведомства, зашел к ней узнать, все ли в порядке. Она была удивлена таким вниманием, но Афанасьич объяснил, что ничего странного тут нет: она человек знаменитый, и о ней проявляют заботу. Надо, чтобы она благополучно уехала. В наше время все возможно: любые провокации, врагам хочется еще больше накалить мировую ситуацию. Похоже, она ничего толком не поняла, но испугалась - все же человек битый. Однако старалась вида не показать, смеялась, таращила свои жемчужные глаза...

...А сегодня он зашел к любимой актрисе еще раз.

- Милости просим, - сказала она. - Вы обо мне совсем забыли. Думала, так и уеду, не попрощавшись.

- Как можно! - Афанасьич всплеснул руками. - Вы не думайте, что о вас забыли. Мы вас охраняли, за квартирой приглядывали.

- Заходите, - она жестом пригласила в комнату.

- Да ничего... - засмущался Афанасьич.

Она села за столик. Афанасьич хотел присесть на стул, но загляделся на фото, висевшее над туалетным столиком. Она засмеялась, нашла в среднем ящике такое же.

- Хотите, подпишу? - нагнулась и взяла ручку.

- Холодный ум, горячее сердце, твердая рука... К моменту, когда надо было нанести удар, ум его был так же раскален ненавистью, как и сердце. Сука!.. Изменница!.. Сионистка!.. Все предала... заботу родины... бесплатное обучение и медпомощь... конституцию... Октябрь... Первомай... Вот тебе заграница!.. Вот тебе дочь-невозвращенка!..

Простреленная голова дернулась и ударилась о крышку стола. Теперь никто никуда не уедет и ляжет в родную землю, как положено русскому человеку. Афанасьич надел резиновые перчатки...

Вынутая из стола драгоценность легла в карман, пуля подобрана, все тщательно вытерто мокрой тряпкой, тряпка повешена на батарею.

Он с усилием посмотрел на нее и вышел. А через 20 минут был на квартире Шефа.

- Что так долго? - недовольно спросил Шеф, открывая дверь. От него попахивало коньяком, зато простуды как не бывало.

- Докладывай, - сказал Шеф непривычно сухо.

- Докладываю, - ответил пожилой капитан и положил драгоценность на зеленое сукно письменного стола.

Шеф глянул и сощурил вдруг заслезившиеся глаза.

- Да... - произнес он тихо, - умели в старину делать вещи...

Они выпили. Чувствовалось, что Шефу полегчало. Присев на край стола, он задушевно спросил:

- Думал ли ты, Афанасьич, сколько ценностей ушло и до сих пор уходит из страны?

- Много, поди.

- Очень много. Ужасно много. Непростительно много. Ты знаешь мою супругу. Знаешь, какой она культуры человек. Я-то технарь, а про эту цацку она, Мамочка, разузнала. У нее это дело такое... врожденное. И кабы не она, уплыло бы народное достояние на Запад. Ты не знаешь, Афанасьич, как нас обобрали капиталисты. У Хозяина-то не было иного выхода.

...Но в конце разговора что-то задело Шефа. Он спросил, глядя в упор:

- А если тебе прикажут меня замочить, как поступишь? Представь такую ситуацию.

- Как я могу ее представить, если выше вас никого нет?

- Ну, а понизят меня? - домогался Шеф.

- Я вас очень уважаю, - тихо сказал Афанасьич.

А Шеф затосковал, рассуждая про себя: "Ну, договаривай. Уважать-то уважаешь, но долг служебный выполнишь. И не верхний я вовсе, есть повыше меня. Эх, нет у нас личной преданности, только - креслу. Пора на покой этому судаку. Жаль, что нельзя его просто на пенсию: годы не вышли и знает слишком много. Второго такого не скоро найдешь. Но, как говорится, незаменимых людей нет".

...Тугодум Афанасьич тоже не был дураком. Весь путь от дома Шефа до клуба он думал о странном вопросе. Вопрос был покупкой, но Афанасьич не купился, поскольку никогда не замышлял против Шефа. А вот Шеф себя выдал. Он чего-то боится, не доверяет Афанасьичу и хочет он него избавиться. Афанасьич никогда не сомневался в правовой стороне тайной своей работы. Он исполнитель, что прикажут, то и делает. И нечего ломать мозги, отчего да почему изменился к нему Шеф. Важно одно - это приговор. Но от приговора до исполнения есть время. Можно опередить Шефа и самому нанести удар. Замочить Шефа, конечно, очень нелегко и... жалко. Эдак вовсе один останешься, душа осиротеет. А если Мамочку?.. Небось, это она сбила Шефа с толку. Бабы подозрительны, да и не умеют ценить мужской дружбы. Ее убрать куда проще и безопасней. Подымать волну не будут, спишут на самоубийство. А Шеф поймет намек. Поймет, что Афанасьич обо всем догадался, но не захотел его губить. А коли так, почему не сохранить партнерство? Старый друг лучше новых двух.

Успокоившись на этот счет, Афанасьич отворил тяжелую дверь ведомственного клуба и шагнул в тепло, свет, музыку".

.

Публикация подготовлена по материалам Н. Хрущева, А. Орлова, Г. Красной, Ю. Нагибина.