Два бойца

БЕЗ ЦАРЯ В ГОЛОВЕ

Весной 1915 года в селе Константиново гремели гармони и рыдали девки – деревенских ребят «забривали» в армию.

Сергея Есенина, как и других крестьянских парней, призвали на фронт. Мировая война была в самом разгаре. Молодому поэту-самородку повезло – медкомиссия признала его негодным к строевой службе. В письме другу Есенин сообщает: «От службы меня до осени освободили. По глазам оставили…».

Воспользовавшись отсрочкой, рекрут перебрался в столицу и энергично принялся за осуществление своих дерзких литературных замыслов. Огромную помощь начинающему литератору оказали знаменитые поэты Александр Блок и Николай Клюев – уже в ноябре 1915 года вышла первая книга Сергея Есенина «Радуница».

Молодой крестьянский поэт сразу прославился на всю Россию. Его стихи привлекали особой напевностью, яркостью, свежестью метафор и образов. Природа в поэзии Есенина была особенно близка и созвучна людям. Так до него ещё никто не писал.

Между тем истекала временная армейская отсрочка. Есенина призвали в армию, но, к счастью для русской литературы, не в строевую, а в военно-санитарную часть, располагавшуюся в Царском Селе.

…Он часто ездил на фронт с санитарным поездом и видел собственными глазами подлинную «окопную» правду войны, её беспощадное лицо. Его обязанностью было записывать имена и фамилии раненых, постоянно вести эту жуткую статистику военного конвейера.

Полковник Ломан, под начальством которого служил Есенин, позволял ему многое, что не полагалось рядовому солдату. Поездки в родную деревню, домой на побывку тоже были поблажкой полковника.

Флигель-адъютант императрицы полковник Дмитрий Николаевич Ломан считался высокообразованным человеком, любителем поэзии и живописи. Среди его друзей были знаменитые художники В. М. и А. М. Васнецовы, М. В. Нестеров, Н. К. Рерих. П. Я. Билибин, архитектор А. В. Щусев, знаток древнерусской живописи академик Н. П. Лихачёв.

Именно Д. Н. Ломан с 1913 г. руководил строительством в Царском Селе русского историко-культурного центра, возводимого по инициативе учёных и художников и под покровительством царской семьи. Сооружался этот великолепный архитектурный ансамбль целиком на частные средства и пожертвования.

Внезапно начавшаяся мировая война не позволила полностью завершить строительство. В 1914 году в Русском центре разместили госпиталь для раненых солдат, а в 1916 – второй, офицерский. Оба госпитальных корпуса носили имена царевен – Великих Княжон Марии и Анастасии.

Надобно знать, что Царское Село являлось личным имением Императорской семьи. Раненые воины попадали под патронаж её женской части – царицы Александры Фёдоровны и её дочерей – царевен Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии.

Вместо того чтобы танцевать на великосветских балах или совершать круизы на яхтах, эти молодые барышни добровольно выполняли нелёгкие обязанности сестёр милосердия. Исполняли с глубоким усердием и самоотверженностью, ибо были сострадательными и истинно верующими людьми, а уход за ранеными и увечными солдатами испокон века считался в высшей степени богоугодным делом. Тысячи жён, сестёр, матерей солдат и офицеров следовали их примеру и бескорыстно служили во фронтовых госпиталях и лазаретах.

Солдат Сергей Есенин носил армейскую форму с погонами, на которых имелись служебные знаки: вензель АФ, аббревиатура из четырёх букв ЦВСП и цифра 143. Это означало, что их обладатель является рядовым Царскосельского военно-санитарного поезда № 143 имени императрицы Александры Фёдоровны. Помимо солдатской кокарды на околыше фуражки, медбрат на её тулье носил равноконечный красный крестик, обозначавший его принадлежность к лазаретной службе.

Сергей Есенин проживал в комнате при госпитале. Это была ещё одна привилегия – жить не в общей солдатской казарме. В комнате стояли четыре койки, покрытые серыми одеялами, над койками дощечки с фамилиями солдат и полотенца с вышитыми красными петухами. Есенин творил, сидя на табуретке у квадратного стола. Благодаря особому месту службы и покровительству полковника-интеллектуала, литературная деятельность таланта не прерывалась, а даже расширилась.

На одном из благотворительных концертов для раненых, где с блеском выступил автор, присутствовала Государыня Императрица Александра Фёдоровна вместе со всеми дочерьми. Концерт состоялся 22 июля 1916 года – в день Святой Марии Магдалины. На эту дату приходились именины Великой княжны Марии Николаевны, чьё имя носил солдатский госпиталь.

Наш герой читал свои стихи. Одно из стихотворений было специально написано для этого представления.

В «Автобиографии» (1923 г.) Есенин указал, что он, по просьбе полковника Ломана, декламировал императрице. «Она после чтения моих стихов сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные. Я ответил, что такова вся Россия…».

В конце 1916 года, в самый канун революции, солдатская служба поэта круто изменилась. Ему было предложено написать оду в честь Николая II. Но хвалебная ода так и не появилась.

Сам Есенин написал об этом так: «Революция застала меня на фронте в одном из дисциплинарных батальонов. Куда я угодил за то, что отказался написать стихи в честь царя…».

САМЫЙ ОТПЕТЫЙ

Творческий путь молодого поэта Алексея Фатьянова тоже начинался с армейской службы. Врожденная одаренность призывника была сразу замечена, и первой военной специальностью юноши явилась артистическая — в сводном музыкальном ансамбле округа. До войны армейские певцы и танцоры базировались в г. Орле, летом 1941-го ансамбль эвакуировали в Оренбург.

В уральской степи и зародился будущий тандем композитора Соловьева-Седого и поэта Фатьянова. Дебютом оказалась песня «На солнечной поляночке», текст которой, по признанию автора, воплотился в городском саду Оренбурга (хоть там не играл духовой оркестр, а большинство скамеек пустовало).

Соловьев-Седой был по-хорошему пленен и образом, и даром неизвестного поэта. Он стал его негласным опекуном. Фатьянов как угорелый рвался на фронт, на передовую. А Соловьев, понимая, какой талант может погибнуть в военном аду, разными способами пытался вернуть его в ансамбль, чтобы сохранить молодую жизнь…

Сам нарываясь на военные приключения, Алексей получал «гостинцы от судьбы». По концертным делам он оказывается на передовой. И при прорыве ансамбля из вражеского окружения Фатьянов получает тяжелейшее ранение. Его еле спасают. В сентябре 1944-го он в составе действующей армии трудится корреспондентом газеты 6-й гвардейской танковой армии. И участвует как рядовой в освобождении Румынии и Чехословакии.

Затем артиста переводят в ансамбль Краснознаменного Балтийского флота. И только оттуда — в Белокаменную.

Весь этот бурный военный период Фатьянов «отрезан» от своего соавтора — от Соловьева-Седого. Композитор вспоминал: «Война раскидала нас. И в 1944—1945-м я думал, что он погиб. Но однажды утром дверь моей комнаты открылась и на пороге я увидел Алексея — молодцеватого, улыбающегося, с медалью на выцветшей гимнастерке. Оказалось, он получил отпуск для работы. И привез с собой две готовые песни. Алексей тут же прочел их. А я, сев за пианино, к утру написал музыку к одному тексту… Это были те самые «Соловьи».

После войны поэтический талант Фатьянова расцветает. Это будет период его вдохновения, обольщения. Верил ли он в те «идеалы», о которых писал? Кто его знает...

Но что бы ни было, все равно его строчки, без преувеличения, озвучивали ту эпоху — жуткую, жестокую, для кого-то — прекрасную. «Когда весна придет, не знаю, пройдут дожди, сойдут снега, но ты мне, улица родная, и в непогоду дорога…» — пел Николай Рыбников. И эту песню подхватывала вся страна.

А вскоре тот же Рыбников споет еще один шедевр: «Тишина за Рогожской заставою, спят деревья у сонной реки…» — из кинофильма «Дом, в котором я живу». И не у одного поколения кинозрителей эта песня ассоциируется со знаменитым эпизодом из фильма Льва Кулиджанова, когда молодые герои Жанны Болотовой и Владимира Земляникина идут в будущее — «за горизонт», а им навстречу уже поднимаются опаленные, страшные цифры «1941»…

Творческая любовь и творческая ревность — эти сестры тоже сопровождали поэта. В его песенном тандеме с Соловьевым-Седым особенно. Как бы официальный «патрон» Фатьянова, знаменитый композитор из года в год получал высшие государственные награды — ордена, медали. А еще депутатство в Верховном Совете. А еще — Сталинская, Ленинская премии… А его соавтор получал лишь кривые усмешки коллег да любовь всенародную. Сталинскую премию Соловьеву дали за цикл военных песен, о Фатьянове даже не вспомнили. Говорят, это больше всего и обижало поэта — несправедливость.

Горькой каплей впоследствии стал и факт, что лучшая песня Соловьева-Седого родилась в тандеме, увы, не с Фатьяновым. «Подмосковные вечера», впервые прозвучавшие в 1956-м на Спартакиаде народов СССР, композитор создал в соавторстве с поэтом Михаилом Матусовским. И эта песня стала национальной визиткой. Фатьянов же был словно повержен… С виду сильный человек нередко обидчив как ребенок...

Лишь со временем — в 1950-м — благодаря Союзу писателей он получил собственное жилье в районе Киевского вокзала (квартира без ванны, с дровяным отоплением). Говорят, поэт очень любил свою семью. Хотя дома часто не засиживался…

В 1959-м — когда Алексея опять занесло «вдаль», его в очередной раз выгнали из Союза писателей. Книжек не было. Новые песни не рождались. Сердце болело. 13 сентября он возвратился домой после прогулки на речном трамвайчике по Москве-реке. И попросил чего-нибудь выпить… Ему дали… стакан кефира. Едва протянул руку… И тут же рухнул. «Никуда не беги, уже поздно…» — последние слова Фатьянова, сказанные близким.

по материалам: П. Каданцева, А. Хабарова

Анатолий Шестопалов