Краткая явь вестерна

РОГА И КОПЫТА

В XVI веке испанцы, колонизируя Новый Свет, завезли в Мексику и Техас никогда не обитавших здесь коров и домашних лошадей. Новому копытному поголовью здешнее раздолье с круглогодичными пастбищами и водопоями явно угодило.

Мясо-молочные «лонгхорны» и андалузские скакуны за океаном не встретили естественных врагов, что ускорило рост численности стад и табунов.

Само небо даровало испанцам удобную форму животноводства - «ранчо»: скотину просто отпускали в прерию на выпас. Когда же наступал срок убоя, пастухи - «вакерос» из индейцев, обращенных в католичество, разыскивали гурты и загоняли их назад владельцам. На ниве скотоводства особо преуспели иезуитские миссии, бесплатно эксплуатировавшие краснокожую паству.Численность поголовья в таких хозяйствах достигла сотен тысяч коров, овец и десятков тысяч голов тяглово-скаковой животины.

Но ладную систему нарушила политика: вначале правительство Испании освободило аборигенов из-под власти миссий, и недоспелые католики разбежались кто куда. Затем в 1834-м мексиканцы декларировали свою независимость, а в 1846-м Техас вышел из состава Мексики, что разожгло войну на этих территориях. Мужчины взялись за оружие, а мычащее и блеющее поголовье разбрелось по угодьям.

Когда к середине XIX века залпы стихли, в необозримой шири ставшего американским Техаса бродило 3,5 млн. одичавших «лонгхорнов». Такое племя составило бы рацион всему населению Штатов. Да вот беда: оное население размещалось далеко на востоке, и переместить туда говяжье меню было невозможно из-за отсутствия рельсовых путей и судоходных рек.

ВЕЛИКИЙ СТАДНЫЙ ПУТЬ

В 1861-1865 годах отгрохотала еще одна - Гражданская война США. И хоть Техас выступил в ней на стороне Юга, горечь поражения южан компенсировалась снятием «мясной блокады» - надуманного запрета властями Иллинойса и Миссури любого транзитного прогона скота через эти штаты. Запрет был введен в 1854-м из-за якобы разносимой чужими животными некой «прерийной лихорадки», грозившей эпидемией.

На деле это была просто монополизация восточного рынка собственными производителями. Они успели хорошо нажиться, но война и растущий поток иммигрантов опустошили местные запасы съестного. Да и внешний источник харчевания сулил причастным лицам немалые барыши.

Словом, законодатели упомянутых Иллинойса и Миссури разрешили-таки перевозку техасского скота в запломбированных вагонах непосредственно на бойни Чикаго и Сент Луиса.

Ближайшей к Техасу ж.-д. веткой тогда была линия «Канзас-Пасифик» с тупиком в Абилине.

До этого полустанка техасским скотоводам и надо было проделать со своими животными 320 миль, чтобы вручить товар оптовым перекупщикам. Суммарный «этап» насчитывал бы 5 млн. голов парнокопытных.

Затея являлась хлопотной, ибо приемосдача шла по живому весу, что требовало ежедневного выпаса на попутных лугах и достаточного отдыха стад. Марш длился несколько месяцев, а путь лежал через самые дикие места.

Ко всему, группы индейцев и шайки бандитов только и ждали случая, чтобы угнать скот, перестреляв сопровождающих ковбоев. От них же, везших эту несметную живую массу, требовались храбрость, выдержка, опыт скотовода и наездника, знание маршрута и боевое владение оружием.

Чаще всего заказчик нанимал для столь трудной миссии так называемого «босса», головой отвечавшего за каждый этап, включая удачную продажу оптовику и доставку вырученной суммы. А уже «босс» искал помощников-ковбоев, годящихся и для работы, и для жестокой схватки. Так обязанности формировали типаж их исполнителя.

В перегон трогались с началом лета, когда прерию укрывала густая трава, а ручьи журчали студеной водой. Стадо комплектовали из оптимального числа 2,5 тыс. голов, и с ними благополучно управлялись 10-12 ковбоев, включая «босса». Правда, они не знали выходных, а работа в седле тянулась по 12-16 часов ежесуточно.

...Мясной бизнес набирал обороты, и к концу первого транспортного сезона (осень 1867-го) Чикагская бойня обработала 35000 говяжьих туш. Забурлила деятельность железнодорожных компаний, прокладывающих рельсы через пустыни. Расширялась сеть полустанков с закупочными конторами на них.

К 1870-му «говяжьей столицей Канзаса» оказалось местечко Додж-Сити, куда еженедельно прибывали со стадами 400-500 ковбоев.

ДЕНЬГИ НА БОЧКЕ

Хорошая работа хорошо и оплачивалась: за пятимесячную вахту «боссы» жаловали своим ковбоям около 75000 долларов на брата – по тем временам сумма умопомрачительная. И, угождая пристрастиям обогатившегося контингента, добрая часть «зеленых» тратилась на месте же.

Благо, находилось где и как: помочь ринуться в загул трудяге-ковбою спешили многие и многие причастные к общему делу. А таковыми, естественно, значились и дамы легкого поведения, и владельцы «триггер-виски» салунов (trigger – спусковой крючок), и хозяева игорных заведений. Профессиональные картежники, широкодоступные милашки, хваткие торговцы спиртным, оборотистые юристы, богобоязненные миссионеры, а также оружейники, каретники, аптекари, таперы, повара, гробовщики – весь этот пестрый люд, как дымка, окутывал ковбойское ремесло.

Мэры вводили запреты на ношение оружия в городской черте, шерифы урезонивали дебоширов и пьяниц, охраняя закон, но буйная вольница денежных скотоводов не унималась. Впрочем, не все оставались денежными и неуемными.

Иные, проигравшись до нитки, сбивались в шайки для грабежа поезда или банка, а затем исчезали из городка – до новых встреч. Но и немалое число трудяг умели держаться в рамках, честно зарабатывая и гордясь личным статусом. Тут жить бы да копить на старость, но хорошего много не бывает...

КОНЕЦ «ЗОЛОТОГО ДВАДЦАТИЛЕТИЯ»

Мощный удар по институту ковбойства нанесла власть, приняв в 1862-м закон о территориальных наделах – так называемый хомстед-акт (homestead – усадьба). По нему, каждый гражданин, достигший 21 года и внесший 10 долларов, получал в личное распоряжение до 65 га земли. И далее, прожив на ней 5 лет, становился полноправным владельцем данного участка. Хомстед-акт функционировал до его замены в 1904-м иной юридической нормой и стал базой всего американского фермерства.

С другой стороны, подвод железнодорожного сообщения к животноводческим ареалам убил резоны транспортировки поголовья своим ходом. Для ковбоев центральных штатов, от южного Техаса до северной Монтаны, надвигались «худые» времена. Недавние караванщики – обитатели прерий уныло расходились по чуждым для них городам, ища хоть какой-то заработок. Частная собственность на землю безжалостно удушала яркий образ национального порождения мужавшей Америки.

Завершающий удар нанес климат. Летом 1886-го весь Северо-Запад опалил небывалый зной. Сотни тысяч коров мыкались по жаре в поисках воды и кормов. К осени выгорели все пастбища. Вдобавок разразилась холодная и снежная зима. Скот резал о наст морды и ноги, ища траву, и все зря – голодный падеж косил животных тысячами.

Этот катаклизм убедил американцев, что былой метод выпаса на свободных территориях канул в Лету. Фермеры поняли, что 500 коров в стойле принесут доход весомей, чем 5000, круглый год бродящих по равнине.

...Так легендарная фигура американского ковбоя навсегда погрузилась в туманное прошлое. Но, уйдя из реальности, она воплотилась в миф о бесстрашном искателе приключений и романтическом страннике – желанном эталоне простого, мужественного и доброго парня, «свободного человека на свободной земле».

по материалам А. Папчинского, Ф. Спэнгенбергера

Анатолий Шестопалов