Примечталось...75 лет назад в СССР впервые приступили к съемкам научно-фантастической киноленты. Хотя некоторые реалии отечественной индустрии фильмов сами походили на дурной сон.И ДО ГРЯДУЩЕГО ПОДАТЬ РУКОЙ
Идея той уникальной экранной работы возникла еще в 1920-х, когда студент Государственного института кинематографии, будущий режиссер Василий Журавлев, задумал фильм о двух капиталистах, бежавших от социализма на Луну.
А в 1933-м дирекция фабрики «Совкино» (будущего «Мосфильма») поставила задачу создать ленту о космическом путешествии. Конкурс на лучший сценарий выиграли Филимонов и Шкловский, а режиссером стал все тот же В. Н. Журавлев. Однако главной фигурой явился научный консультант всей затеи – сам К. Э. Циолковский. Ученый прочел объемную вводную лекцию для всей киногруппы, написал ряд инструкций, собственноручно выполнил до двадцати набросков к фильму и около тридцати больших чертежей.
Тема «Космического рейса» в 1930-е выходила за рамки обычных представлений. Действие картины разворачивается в 1946-м. Зритель видит до горизонта раскинувшуюся Москву с гигантской башней Дворца Советов, увенчанной статуей Ленина. На окраине выделяется не менее грандиозное здание Всесоюзного института межпланетных сообщений, рядом с которым – стартовая эстакада.
Главный персонаж – академик Седых – лично разработал «астроплан», на котором сам же и должен полететь на Луну. Но его оппонент, профессор Карин, считает такую научную дерзость преждевременной – ведь ракета, в которой на Луну уже отправили кошку, не подает никаких сигналов.
Преодолев сопротивление рутинеров, Седых все-таки отправляется в экспедицию. С ним на борту находились аспирантка Марина и юный изобретатель Андрюша, пробравшийся в кабину «зайцем».
Наконец, долгожданная высадка на Луне. Здесь людей ждет ряд приключений и та самая кошка, уцелевшая в ракете. В финале путешественники благополучно возвращаются на любимую Родину, где все ликуют.
Ныне эти байки выглядят убогими, а тогда съемочная группа трудилась с огромным энтузиазмом. Десятки специалистов увлеченно творили, пытаясь заглянуть в будущее. При общей технической бедности рождались оригинальные находки в духе современного Дэвида Копперфильда. Постановщики фильма успешно воссоздали грандиозность масштабов, невесомость, межпланетные глубины и лунную поверхность.
Не получился лишь вылет шарика воды из бутылки в невесомости.Опытные цирковые фокусники, работавшие над этим трюком, так и не добились желаемого.
На экраны страны фильм вышел в январе 1936-го и пробудил немалый интерес зрительской, особенно юной, аудитории. Увы, К. Э. Циолковский не дожил до той поры. Хотя доныне ряд эпизодов – невесомость, посадка на Луну, ходьба по ней людей – остается доказательством точного научного предсказания.
А взлет звездоплана с наклонной эстакады, изображенный в фильме, по мнению большого числа современных экспертов-ракетчиков, может оказаться главным методом космических стартов будущего.
ГЕРОИ СВОЕГО РАЗЛИВА
Знаменитая советская кинокартина «Цирк», поставленная режиссером Григорием Александровым как итог его длительной командировки в Голливуд, тоже хранит явное влияние «фабрики грез». Но лишь посвященные знали, что для «Цирка» готовилось совсем уж фантастическое продолжение. Ниже воспоминания Кирилла Столярова (род. в 1937-м) о своем отце, тоже киноактере, чей герой по фильму Александрова сделался идеалом довоенного поколения.
Кирилл Сергеевич говорит: «Сценарий» «Цирка» был написан по пьесе Ильи Ильфа и Евгения Петрова, которым помогал брат последнего, Валентин Катаев. В то время Ильф и Петров уже были очень популярны. Когда школьникам в 1930-е задавали сочинение на тему «мой любимый герой», то многие называли таковым не Павку Корчагина, а Остапа Бендера. Жаль, когда я пошел в школу в 1944-м, роман «12 стульев» был уже запрещен.
Отец мне рассказывал, как Ильф и Петров, собиравшие в США материал для их «Одноэтажной Америки», приехали в студию к Александрову. И услышали, что на съемках актеры несут явную отсебятину. Авторам не понравилось такое вольное обращение с их текстами. Они потребовали точного соблюдения диалогов и пригрозили, что иначе уберут свои фамилии из титров.
А Борис Шумяцкий, председатель кинокомитета, нашептал Александрову использовать данную ситуацию. Так Александров оказался и режиссером, и автором сценария.
Правда, самому Шумяцкому вскоре не повезло – он оказался «в разработке» у чекистов. Пострадал и директор картины З. Дарский, расстрелянный в 1936-м. И главного оператора Владимира Нильсона тоже поставили к стенке. А ведь замечательный был мастер – именно он снимал еще и «Веселых ребят», создавших неповторимый имидж Любови Орловой.
Даже отец пострадал: когда Нильсона объявили врагом народа, заявил, что этого не может быть. Правда, ареста не последовало, спасла биография – детский дом, ремесленное училище, стаж паровозного машиниста... Но с 1936 по 1953 годы его, знаменитого Сергея Столярова, на «Мосфильме» больше не снимали. Хотя он и был прообразом Рабочего для скульптуры Мухиной «Рабочий и Колхозница» - всемирно известной эмблемы «Мосфильма».
Сработал и еще один демарш. Накануне премьеры «Цирка» в Москве расклеили огромные афиши, где значились только две фамилии главных исполнителей – Орлова и Столяров. Оскорбленные неуважение артисты МХАТа Комиссаров и Массальский, игравшие в фильме, отказались явиться на премьеру. И отец, бывший в то время артистом МХАТа, тоже не пошел.
В результате, Комиссарова больше никогда в кино не снимали. Блистательному Массальскому дали сыграть лишь пару эпизодов, да и то в конце 1950-х. А отцу надолго уготовили лишь сказочное экранное амплуа: роли в «Василисе Прекрасной», «Кащее бессмертном», «Илье Муромце», «Руслане и Людмиле», «Садко».
Воплощать образы положительных героев современности больше его не приглашали.
Хотя, может, оно и к лучшему. Ибо во время войны Александров был уже начальником «Мосфильма», эвакуированного в Алма-Ату. И мог снимать все что угодно. Но раньше он использовал хороших сценаристов, а тут вдруг сам начал кропать. И получилось неважно. В годы войны он хотел продолжить былой успех и снять такую ленту: цирк, где выступает героиня Любови Орловой (Марион Диксон), захвачен оккупантами. Мартынов же (которого опять мог бы сыграть отец), уже в ранге командира партизанского отряда, ее спасает.
Такая вот развесистая клюква. К счастью, она не воплотилась.
А кумир эпохи 1930-х Сергей Столяров еще долго-долго жил с семьей в коммуналке, ходил летом в тапочках, начищаемых зубным порошком, а из личной собственности имел только ружье. Охотой с которым нередко пополнял домашний рацион. Яркие сыгранные фантазии и блеклая воплощенная реальность».
РАЗДВОЕНИЕ
Фантастической тайной окутано и трагическое завершение судьбы писателя Евгения Петрова (Катаева). Друзья знали, что он имел редкое хобби: собирал конверты от своих же возвращенных писем.
Для этого Евгений Петрович сначала отправлял послание по вымышленному адресу. Все, кроме названия государства, бралось наобум – город, улица, номер дома, фамилия адресата. Естественно, через месяц-два конверт возвращался отправителю, но уже живописно проштемпелеванный. Главные оттиски сообщали: «Адрес неверен» либо «Адресата не значится».
Так было и в апреле 1939-го, когда писателю захотелось испытать почтовое ведомство Новой Зеландии. Остальные реквизиты были такими: город Хайдбердвилл, улица Райт-бич, дом №7, Мериллу Оджину Уэйзли.
В самом письме отправитель сообщал по-английски: «Дорогой Мерилл! Прими искренние соболезнования с кончиной дяди Пита. Крепись, старина. Извини, что долго не писал. Надеюсь, с Ингрид все в порядке. Целуй дочку от меня. Твой Евгений».
Прошли месяцы, и этот очередной розыгрыш почти забылся. Но в августе пришел неожиданный ответ. Писатель даже решил, что это аналогичная «шутка назад». Однако новозеландский адрес подтверждался достоверным штемпелем, а текст убеждал в искренности отправителя: «Дорогой Евгений. Спасибо за соболезнования. Нелепая кончина дяди Пита удручила нас на полгода. Надеюсь, ты простишь за задержку. Мы с Ингрид часто вспоминаем те два дня, что ты гостил у нас. Глория осенью пойдет во второй класс. Она хранит мишку, привезенного тобой из России».
Но окончательно Петрова, никогда не бывавшего в Новой Зеландии, добила вложенная в конверт фотография: крепкий мужчина дружески обнимает... его самого, Евгения Петрова (Катаева).
Дата на обратной стороне вещала: «9 октября 1938-го года». Именно тот день, когда писателя без сознания доставили в московскую больницу с тяжелейшим воспалением легких. Еще сутки затем он лежал в коме.
Чтобы разобраться с этой мистикой, литератор еще раз написал в Новую Зеландию, но ответа уже не дождался: началась война.
С ее первых дней Петров убыл на фронт корреспондентом «Правды» и Совинформбюро. Он весьма изменился: стал угрюмым и замкнутым, а шутить перестал вообще.
...2 июля 1942-го самолет, в котором Евгений Петрович летел к осажденному Севастополю, без вести пропал. В тот же день на московский адрес писателя доставили-таки весточку от Мэрилла Уэйзли. Далекий знакомый, после слов восхищения мужеством советского народа, беспокоился за жизнь самого Петрова: «Женя, помнишь, мы купались и ты сказал, что не утонешь, а разобъешься в самолете? Прошу тебя, будь аккуратнее – летай по возможности меньше...»
по материалам Е. Архипцевой, Г. Степановой, Ю. Царенц Анатолий Шестопалов
|