Причальный мотив

ЖИЗНЕННОЕ И ТРИЗНЕННОЕ

Для цивилизованных европейцев траур характеризуется состоянием умеренной печали. За этим видится стремление хотя бы временно оказаться ближе к усопшему - в пограничной зоне между бытием и вечным покоем. Зато в экзальтированной Индии до недавних лет вдова обрекалась на сожжение вместе с почившим мужем. Страшный обычай имел вполне житейский резон: овдовевшим женщинам там никто не помогал, а на другой брак они не имели права.

Иудаизм и мусульманство, напротив, запрещают адептам проявление крайних эмоций. Правоверным иудеям-родственникам умершего достаточно ограничиться «криа», то есть надорвать край личной одежды на уровне сердца, в знак безграничности утраты.

Разница культур отражается и в колористике: для христианских стран траурным является черный цвет, а на Дальнем Востоке он, наоборот, белый.

Впрочем, можно обнаружить и схожесть проявлений. В США развилась оригинальная мода - иметь на заметном месте в жилище урну с прахом кремированного главы семейства. Что перекликается с обычаем аборигенов Меланезии - там скорбящая вдова должна хранить челюстную кость усопшего мужа в течение нескольких лет. А подвальное кладбище монастыря капуцинов в итальянском Палермо содержит тысячи мумифицированных останков горожан разных веков и степеней дряхлости. Изначально незабальзамированные экспонаты пребывают там без гробов, закрепленными вертикально и облаченными в свое натуральное платье. Их мрачная толпа, освещенная электричеством в старинных подвалах, являет жуткую картину ирреальной мессы усопших.

Данные варианты завершения траура, разумеется, чересчур экзотичны. Похоже, гранью разумных изъявлений в западной культуре является месяц-другой неброской скорби. Предполагается, что этого времени достаточно для глубоких раздумий о бытии и небытии. А далее скорбящий, умудренный новым опытом, может продолжить личный жизненный путь.

ОТ ПЕЧАЛИ ДО РАДОСТИ

«Кто-кто, а мексиканец знаком со смертью близко. Он шутит о ней, ласкает ее, прославляет, спит с ней; это одна из его любимых игрушек и самых крепких привязанностей», - писал в середине XX века Октавио Пас. И хотя во многих краях к этому высказыванию Нобелевского лауреата готовы отнестись недоверчиво, мексиканцы согласятся: писатель говорит дело.

Как и ряд других явлений мексиканской культуры, День мертвых - итог слияния традиций завоевателей и покоренных. Испанцы привезли в Новый Свет католический День поминовения усопших, отмечаемый 2 ноября. Свои поминальные ритуалы были и у колонизированных ацтеков. Обратившись в христиан, индейцы со временем трансформировали поминовение в дань явлению смерти. А молитвы Богу за души предков - в молитвы самим предкам.

Миссионеры такую новацию восприняли терпимо. Им было довольно того, что недоспелые прихожане отказались от людских жертвоприношений и хранения родственных останков на дому, как это водилось у майя. Оставалось изменить шумные похоронные торжества аборигенов на христианские песнопения, чего и добились к XVII веку носители европейской цивилизации.

На исходе 1800-х диктатору Порфирио Диасу удалось вообще запретить празднование Дня мертвых. А революция 1910-1920 годов, как и сопутствующие ей антирелигиозные кампании, на целые десятилетия заглушили воспоминания об этом торжестве.

Оттепель наметилась лишь на рубеже 1960-х, когда Мексики достигла популярность Хэллоуина. Экспансию чужеземного праздника истолковали культурной агрессией и сознательно выдвинули наперекор ей местные традиции. На этот раз желание толпы совпало с державной волей: сыграв на антипатии к янки, государство укрепило национальную идентичность и привлекло туристов.

В итоге День мертвых не просто возродился, но и обрел небывалый размах. А студенческие волнения ноября 1968-го, долговой кризис 1982-го и землетрясение 1985-го утяжелили ту же чашу. И тотем смерти победно вернулся в народное самосознание.

Вернулся с обозначившейся приметой: ренессанс культа начался в маргинальной среде, лишь потом охватив широкий диапазон населения. Измененный ореол праздника Смерти будто нашептывает: Костлявая помогает там, где другие святые бессильны. Главная сфера ее компетенции - любовные и денежные проблемы, а также защита от болезней и убийства. То есть Старуха с косой охраняет тех, кто занят ночью и в опасном месте: таксистов, полицейских, официантов, музыкантов и проституток.

«Мы веруем в тебя, так как ты справедлива. У тебя нет предпочтений. Ты забираешь и бедных, и богатых», - говорится в ритуальном обращении к Владычице небытия.

Именно справедливая неподкупность делает ее желанной заступницей тех, кто обделен людьми и судьбой. Несчастные особенно ждут, что Смерть воздаст каждому по заслугам.

...Действительно, история Мексики сложилась так, что жизнь человека ценилась очень недорого. Этим и толкуется уравновешенное отношение мексиканцев к смерти: они вынужденно привыкли. Неумолимый фатализм, известный участникам войны: чему быть, того не миновать...

БОЛЬ МОЯ, ТЫ ПОКИНЬ МЕНЯ

В ритуально-загробной беседе не грех упомянуть и легенды о вампиризме. Тем более, что они, возможно, основаны на реальной хвори - порфирии.

Это - редкое (известно лишь около 60 фактов) наследственное заболевание, жертва которого не может сама воспроизвести красные кровяные тельца. Даже сегодня оному недугу противостоять трудно: химиотерапия и регулярная трансфузия крови не всем по карману. А страдают порфирией зачастую дети инцеста (кровосмешения между близкими родственниками).

В ходе болезни, при дневном свете, активизируется распад гемоглобина. Его небелковая часть - гем - превращается в токсин, разъедающий подкожный слой. По мере развития недуга кожа темнеет, утоньшается, лопается и гниет, со всеми неэстетичными проявлениями. Деформация сухожилий ведет к скрючиванию пальцев и конечностей, а боль и неизбежная патология мозга угнетают психику. Пораженный человек жаждет сырого мяса и высасывает из него кровь, требуемую для восстановления личного баланса.

А одна из форма порфирии обнаруживает еще большие «вампироподобные» симптомы: ужесточение десен и кожи вокруг рта делает зубы, особенно резцы, явно выступающими.

Данную тему можно дополнить и характеристикой бешенства, как это сделал испанский невролог Хуан Гомес Алонсо, ознакомившись со старинными врачебными фолиантами. Алонсо выяснил, что около четверти заразившихся бешенством людей не переносили зеркал, дневного света, бросались кусаться и не могли уснуть ночью. А изо рта несчастных, умерших от бешенства, еще долго могла сочиться кровь.

КОНЕЦ ГОЛОВНОЙ БОЛИ

Уникальная репатриация состоялась в нашем полушарии в текущем году. Спустя 170 лет Нидерланды вернули Гане мятежную голову давнего монарха страны - Бонсу Второго. В далеком 1838-м этот африканский государь возмутил своих подданных на отчаянную борьбу с иноземными поработителями. За что поплатился жизнью: голландские колонисты вздернули бунтаря. А для исключения дальнейших культовых проявлений - еще и обезглавили горемычного.

Затем трофей убыл в цивилизованную Европу, где все десятилетия мирно хранился в лейденской банке (заспиртованным экспонатом в Медицинском центре Лейденского университета).

Более полутора столетий ганцы требовали возвращения дорогих останков, но тщетно. И вот свершилось, аккурат после визита в Гану Барака Обамы.

На волне модной политкорректности бывшие колонизаторы вернули пострадавшей стороне ее желанный ритуальный объект. Министр иностранных дел Голландии Максим Верхаген назвал казнь Бонсу Второго «досадным и постыдным эпизодом». И неприкаянную монаршую головушку, с долгосрочным опозданием, торжественно погребли на исторической родине.

по материалам Е. Родионовой, В. Эрлихмана, М. Губаревой, Е. Чинковой

Анатолий Шестопалов