Поступь недвижимости

РЕГЛАМЕНТ ВОПЛОЩЕННОЙ МЕЧТЫ

Бразилиа явно демонстрирует желание своих созидателей начать отечественную историю с чистого листа. В новой столице все задумано для этого опыта: вместо людного побережья - необжитый континент, вместо старинных улочек - асфальтированная ширь.

Во весь голос о переносе столицы из Рио-де-Жанейро заговорили в 1955-м, в ходе электоральной кампании президента Жуселину Кубичека. Лозунги взывали «перестать цепляться за берег, как крабы». А в 1956-м, уже в ранге главы страны, Кубичек объявил, что смена властной обители произойдет весной 1960-го. Лихая заявка выглядела авантюрной, ибо к месту еще не были проложены ни рельсы, ни шоссе. Но дон Жуселину сдержал обещание, хоть и ценой колоссальных расходов.

Общий план города начертал зодчий Лусиу Коста, главным архитектором выступил близкий друг президента Оскар Нимейер. Коммунистические воззрения последнего легли в основу философской модели: «Идеальный город - счастливая жизнь - новый тип гражданина».

Однако первые жители, хоть и заселяли квартиры, распределенные по числу домочадцев, не спешили хвалить фортуну. Ибо новоселы ощутили себя «на другой планете».

Да, в столице чистый воздух и здесь легко припарковаться. Жаль только, совсем отсутствуют тротуары - при огромнейших дистанциях. План Бразилиа на карте напоминает силуэт авиалайнера. Так вот, размах крыльев этого силуэта (то есть протяженность жилого массива) имеет длину 40 километров, непосильную для пешеходов. Такое же расстояние от столичного аэропорта до административного центра города (длина силуэтного фюзеляжа от хвоста до носа).

Жилмассив комплектуется безликими микрорайонами, состоящими из однотипных 6-этажек единой цветовой гаммы. Каждый микрорайон включает 11 таких жилых домов, детский сад, начальную школу, газетный киоск, площадку мелкой торговли и блок общепита (кафе либо дешевый ресторан). Сверх этой нормы, на четыре микрорайона полагаются по одному костелу, супермаркету и клубу.

В топографическом центре столицы отведена площадь для еженедельного продуктово-вещевого рынка - мера, явно недостаточная для мелкотоварного охвата двух миллионов горожан.

Из экологических благ желанным оазисом в этой цитадели урбанизации могло стать искусственное озеро Параноа с акваторией 80 кв. км. Но не стало, ибо вода в нем, увы, непригодна для телесных омовений.

Кроме природных ограничений, население ужато и административными рогатками. Творцы мегаполиса раз и навсегда запретили на его территории какие-либо изменения, нарушающие градоформирующую концепцию. В частности, твердо блюдется изначальное деление города на секторы. В жилом секторе исключена домашняя практика: для врачей - медицинская, для юристов - правовая, и т. п.

Зато всевозможные офисы расположены только в административном секторе, где работающему клерку нельзя остаться в кабинете на ночь.

Кстати, промышленный сектор в Бразилиа вообще отсутствует. А жесткость функционального регламента города из будущего иллюстрируется недостроенным стальным каркасом многоэтажного отеля. Более 30 лет этот поржавевший скелет высится над заброшенной стройплощадкой, поросшей бурьяном. Возведение здания прекратили из-за ошибки при закладке его фундамента, нарушившего рамки гостиничного сектора на какой-то десяток метров.

Творцы столицы из грез, Коста и Нимейер, в своей левой убежденности чаяли воплотить город для жителей среднего класса, лишенный полюсов богатства и нужды. Но спустя полвека заметно, что эту концепцию рушит сама жизнь. В парковых зонах, вне пределов архитектурного «самолета», давно обосновались частные резиденции с открытыми бассейнами и площадками для гольфа.

А на сухих и пыльных окраинах, как лишай, растут «бидонвилли» - трущобы из жести и шифера. Растут прямо на здешнем красноземе, что никак не выражает идейной приверженности их малоимущих обитателей.

Да и сам Оскар Нимейер, удостоенный в 1963-м советской Ленинской премии, так и не свил для себя гнездышка в Бразилиа, предпочтя коротать век в старом и, видимо, добром Рио.

ДАЖЕ СТЕНЫ ИМЕЮТ НОГИ

Столица государства, за 3 года возведенная в первозданной сельве - факт захватывающий. Однако известен целый ряд архитектурных телепортаций, впечатляющих не менее. И хоть подвижки там измеряются от силы дюжиной километров, а хронометраж - часами, зато несомым объектом манипулируют во всей его завершенной красе. С тайной гордостью добавим, что в этом «разгулье удалом» есть изрядная графа советских примеров.

Автор расчетной части известнейших отечественных перестановок - выдающийся инженер Эммануил Гендель. Это его талантом был обеспечен успех перемещения Саввинского монастыря, Глазной больницы и здания Моссовета при реконструкции Белокаменной в 1930-х.

Заодно оказались установленными достижения, актуальные и поныне. Так, дом Моссовета уехал на 13,6 метра вглубь квартала всего за 41 минуту - хронометраж, не превзойденный с 1939 года. А массив Саввинского подворья, характеризуемый 23 тысячами тонн, лишь по недоразумению не внесен в книгу Гиннесса.

Ибо зафиксированный этим изданием рекорд тяжеловесности архитектурного перемещения называет цифру всего 13500 тонн (некая пагода в Китае).

НИ ОГНЕМ, НИ МЕЧОМ

Для контраста упомянем и строения, оставшиеся в новейшей истории твердынями, не взятыми даже мощнейшим оружием. Знаменитый летчик-штурмовик Рейха, одноногий воздушный снайпер Ульрих Рудель называет в своих мемуарах один из каменных мостов через Неву в Ленинграде. Руделю с пикирования удавалось дважды попадать в тот мост 1000-килограммовыми бомбами, и оба раза творение екатерининской эпохи выдержало.

В поверженном Берлине тоже сыскалась цитадель, непоколебимая в обороне. Зенитная башня ПВО Flakturm-1 явилась крепким орешком даже для бившей в упор советской тяжелой артиллерии.

Первоначальный обстрел башни 152-мм орудиями никакого эффекта на дал. Тогда на прямую наводку по Флактурму выставили 203-мм гаубицы Б-4 (большой мощности). Эти тяжелые установки на гусеницах часто мелькают в советской победной кинохронике.

Выпущенные с пары сотен метров 105 бетонобойных снарядов лишь нарушили блоки угла здания, но башня продолжала функционировать вплоть до официальной капитуляции Германии. До последнего момента в ней находился командный пункт генерала Вейдлинга.

Аналогичные башни Flak-turm, расположенные в Гумбольдтхайне и Фридрихсхайне, до самой капитуляции оставались на контролируемой немцами территории Берлина.

по материалам: А. Врублевской, М. Губаревой, О. Макарова, А. Исаева

Анатолий Шестопалов