Вечный зов

ПЕРВЫЕ ЛАСТОЧКИ

В один из осенних дней 1797 года французский воздухоплаватель Жак Гарнерен поднялся на воздушном шаре над парком Монсо близ Парижа, затем оставил шар и опустился на землю под парашютом. Впервые в истории человек доверил этому аппарату свою жизнь. Тогда средство мягкого приземления заранее крепилось к гондоле шара своим куполом.

У Жака Гарнерена нашлись последователи. Очень скоро подобные прыжки уже собирали толпы ротозеев.

В начале прошлого века в Москве и Петербурге несколько приземлений со спасательным зонтом совершили воздухоплаватели Мишо и Александр - соотечественники Гарнерена. Много позже, в 1889 году, в Россию приехал опытный мастер парашютизма американец Шарль Леру - тоже этнический француз. С помпой, хоть и не всегда удачно, гость выступал в обеих столицах, а также Харькове, Одессе, Ревеле. На эстонской земле его жизнь трагически оборвалась.

Многим казалось, что после гибели Шарля Леру никто больше не решится на столь опасные трюки. Но произошло иначе: пару лет спустя в газетах появилась фамилия новых смельчаков - сразу двух.

БРАТЬЯ-ПОЛЯКИ

Станислав и Юзеф Древницкие родились в Польше, в середине 1860-х. Родители прочили сыновьям юридическую карьеру, но дети выбрали стезю порискованнее - спуск из-под облаков. В прессе конца прошлого века немало говорилось о прыжках братьев с воздушного шара. Их купола парили над Вильнюсом, Минском, Ригой, Николаевом, Ростовом. Тысячи пар глаз любовались фантастическим тогда зрелищем: человек с головокружительной высоты бросался вниз и вскоре благополучно достигал земли, спасенный гигантским зонтом.

Но случайности в небесах имеют роковой оттенок. Летом 1895 года в Витебске оборвалась жизнь Станислава. Поднимаясь на монгольфьере, он на небольшой высоте выпал из корзины и разбился. "Всех присутствующих потряс этот ужасный случай. Впрочем, такова участь многих воздухоплавателей, ибо любой бросок вниз есть покушение на самоубийство", - так писала газета "Минский листок".

Однако гибель брата не заставила Юзефа бросить любимое дело. Он прыгал с воздушного шара, наполнявшегося перед полетом горячим воздухом и дымом. Взлетная площадка устраивалась обычно в городских садах или на ипподромах. Вход был платным, но это не приносило доходов. Большинство зрителей предпочитало собираться за садовой оградой и на ближних улицах, откуда кульминация действа прекрасно наблюдалась.

Часа за два до полета начиналось наполнение монгольфьера топочными газами из устроенной печи. Два десятка солдат прижимали оболочку к земле вокруг дымохода.

Наполненный горячим воздухом шар объемом 1500 кубических метров относили в сторону. Под ним к металлической трапеции крепили за центр купола вытянутый в длину парашют, двадцать стропов которого сходились к металлическому кольцу. К этому же кольцу снизу Древницкий пристегивал свой пояс.

По команде всю конструкцию освобождали и она взмывала, унося человека под облака.

Обычно высота подъема составляла 600 метров. Набрав ее, воздухоплаватель дергал за центральный шнур, производя расцепление. Через 2-3 секунды парашют площадью 80 квадратных метров раскрывался, а покинутая оболочка переворачивалась и падала, оставляя шлейф дыма.

РЕЗУЛЬТАТЫ ОПЫТОВ

Описанный сценарий подразумевал массу приключений. Не раз баллон, стоивший большие деньги, воспламенялся и сгорал при наполнении. Однажды оболочка вспыхнула на высоте, и Юзефа спас только парашют. Случалось, храбрец опускался на воду и тонул. А уж приземления на крыши домов, кроны деревьев, а также трамвайные либо иные провода - и вовсе являлись обычным делом.

К 1910 году Древницкий совершил более четырехсот прыжков - цифра и в наши дни солидная. В ту пору это стало мировым рекордом.

Тем не менее, воздухоплаватель ощущал неудовлетворенность: авиаторам требовалось гораздо более компактное и мобильное средство спасения. Однако Первая мировая война положила конец изысканиям автора. А в 1917 году он тяжело заболел и осенью скончался.

ДЕРЗКИЙ И НАИВНЫЙ

В январе 1910 года французский полковник А. Лаланс предоставил парижскому аэроклубу 10 тыс. франков на премию за лучший парашют. Принцип его действия оставался на усмотрение конструкторов. Изобретатели взялись за дело.

В гонку за призом включился и дамский портной Франц Райхельт, австриец, живший на берегах Сены. Наверное, им двигала жажда выигрыша, возможно - память о собственном брате-летчике, разбившемся насмерть, а скорее всего - и то, и другое.

Профессия отразилась на подходе конкурсанта: он решил сделать парашют в виде особого костюма - смеси комбинезона с плащом. Впрочем, варианты сворачивания купола роились, как фасоны дамских платьев. В июле 1910 Франц запатентовал свою идею.

Неискушенный в технике и расчетах, автор принял для купола площадь, равную всего 4 квадратным метрам, тогда как безопасность требовала в 10-15 раз большего размера. И хоть со временем портной увеличил параметр до 20, этого все равно явно недоставало.

Сначала Райхельт сбрасывал куклу, облаченную в задуманный наряд, из окна своей квартиры. Пробовал и сам прыгать с высоты 7-8 метров на стог соломы. Конструкция срабатывала не всегда. "Это потому - рассуждал изобретатель, - что высота мала. На большей развернется непременно".

Осенью убежденному дилетанту разрешили сбросить манекен с первой площадки Эйфелевой башни. Увы, кукла с жутким звуком разлетелась на куски. Стало ясно, что костюм-парашют - опасное заблуждение... Но портной и слушать не хотел возражений. Он уже впал в состояние одержимости.

...Возможно, из этого транса его вывела сама смерть, но живые об этом не узнали.

Воскресным утром 4 февраля 1912 года Райхельт, в окружении зевак и журналистов, отправился к Эйфелевой башне. Кинооператоры уже поджидали внизу.

Было зябко. Франц кутался в свой костюм из шелка. Друзья в последний раз попытались отговорить безумца, но он снисходительно отмел предостережения. Через 10 минут группа поднялась на площадку с отметкой 63 метра.

Стоя на стуле у перил, изобретатель втолковывал непонятливым: "Я буду быстро падать метров 20-30, пока не раскроется парашют. Затем последует плавный спуск".

Райхельт подал знак, расстегнул пряжки, выпрямился, помедлил ... и ринулся за парапет. Парашют начал было раскрываться, потом одни части костюма накрутились на другие, что-то оборвалось, затрепыхало...

Ужасный шлепок предварил наступившую тишину. Идея погибла вместе с автором, оставив лишь вмятину размером с таз.

ГЛАВНАЯ РОЛЬ АКТЕРА

Первым англичанином, разбившимся в авиакатастрофе, стал Чарльз Роллс - компаньон Генри Ройса. Не случись в 1910 году этой драмы, автомобили славной фирмы Роллс-Ройс, возможно, стали бы еще знаменитей.

В сентябре того же 1910 г. на воздушных состязаниях в Петербурге аэроплан летчика Мациевича разрушился в полете. Пилот выпал из машины и расшибся насмерть. Очевидцем трагедии, в числе многих, стал актер одного из театров тогдашней столицы Глеб Котельников.

Потрясенный увиденным, слуга Мельпомены решил создать средство спасения для падающих с высоты. Человек, далекий от авиации, но пытливый и любознательный, он был осведомлен об опытах братьев Древницких. Общая схема парашюта к тому времени уже вырисовалась. Оставалась нерешенной проблема упаковки стропов и купола в мобильный ранец.

Котельников изготовил небольшой прототип и многократно испытал его, сбрасывая с воздушного змея. Модель работала безотказно.

В урочный час автор представил изобретение комиссии Главного инженерного управления. Спецы во главе с генерал-лейтенантом А. М. Кованько поблагодарили докладчика и... отклонили предложение, как весьма сомнительное.

Зато неожиданную помощь разочарованному конструктору предложил Вильгельм Августович Ломач - обрусевший немец, купец первой гильдии, владелец гостиницы "Англетер" (ныне "Астория").

Совместными усилиями к весне 1912 года опытный образец в алюминиевом ранце, наконец, изготовили. Энергичный Ломач сумел добиться разрешения на его официальные испытания, состоявшиеся летом и осенью. С манекеном парашют работал отлично, однако авиационное командование хранило каменное безразличие.

Тогда Вильгельм Ломач повез изобретение в Париж - на конкурс, учрежденный полковником Лалансом. Успех повторился, но французы отдали 10-тысячный приз соотечественнику Ф. Бонне за менее совершенное средство спасения, укладываемое на фюзеляже самолета. Так пропала надежда на признание и за границей.

Об изобретении Котельникова вспомнили с началом Первой мировой войны. Автор получил заказ на изготовление большой партии своих парашютов. Первоначально ими решили снабдить экипажи бомбардировщиков "Илья Муромец", но передумали. В конце концов ранцевые парашюты передали в дивизион воздухоплавания, где они многократно спасали смельчаков-разведчиков на воздушных шарах. А потом грянули революция и гражданская война. Много позже Глеб Евгеньевич узнал, что в США в 1918 году тоже был предложен ранцевый парашют конструктора Ирвина. Предприимчивые янки сумели наладить массовое производство изобретения.

Со временем Советский Союз купил две тысячи американских изделий для летчиков молодой РККА, а позже стал выпускать парашют Ирвина по лицензии.

Г. Е. Котельников скончался в Москве 22 ноября 1944 г. в возрасте 72 лет. Урну с его прахом установили в колумбарии Новодевичьего кладбища.

КОСМОГОНИЯ

Всемирное тяготение - вечный зов Вселенной, пронизывающий ее... ну, скажем, от края до края. Наверное, умиротворение нисходило на обывателя раннего средневековья, свято верившего, что плоская Земля стоит на трех слонах, а они - на большой черепахе, а она... В общем, там черепахи до самого низа.

Увы, данные современной науки усложнили картину мироздания. Уже возникла гипотеза о существовании "белых дыр" - областей, откуда энергия поступает, в отличие от "черных" - где она безвозвратно теряется. Если это - реальность, то геометрия пространства выглядит гораздо более запутанной. Сейчас не видно никаких соображений, позволяющих упорядочить понимание такого многогранного мира. В который раз ученым приходится ломать привычную модель и предаваться новым умозаключениям, перед которыми блекнут все прежние трудности.

Природа снова бросает вызов астрофизикам, которым нужно будет потратить много терпения и труда, прежде чем фантазии обратятся в обоснованные теории.

Но рано или поздно мировая наука сделает новый шаг вперед - усилиями специалистов США, или Японии, или Франции... Потому что плодотворно думать о фундаментальном можно только при условии абсолютного спокойствия за насущное.

Что же до отечественных ученых... Вряд ли в обозримом будущем без посторонней помощи они осуществят ренессанс до мирового уровня. Зато точно известно, чему сказать спасибо: десятилетиями выдвигавшемуся на первое место вопросу борьбы эксплуататоров и угнетенных. А национальная наука... Пускай ей вечным памятником будет построенный в боях социализм.