Анатолий Хостикоев: "Я играю Дьявола. Но он ведь тоже ангел, - изгнанный из рая"

- Вы говорите, что вы сам себе режиссер, - а в действительности пробовали ставить что-то?

- Да, я не только пробовал. Я поставил спектакль в прошлом году. Наш режиссер Сергей Данченко, к сожалению, заболел. И пьесу "Кин IV", написанную Григорием Гориным, предложили окончить мне.

В прологе, когда выходит с монологом актер Кин - вот выхожу я, актер Хостикоев, выхожу на авансцену и говорю: "Спектакль отменяется, дорогие друзья! Мы благодарны, что вы пришли в наш театр, но сегодняшний "Кин IV" отменяется, потому что я взял на себя слишком большую ответственность. Невозможно сыграть Эдмунда Кина, показать, как играла Сара Бернар или Лоуренс Оливье. Я очень уважаю ваше мнение и время, но я не должен был браться за эту роль. Вы пришли, - а спектакля не будет!" С этого начиналось представление.

Я поменял все: декорации, художественное решение. Использовал музыку "Битлз" в материале, который не имеет к ним никакого отношения. Сделал полностью свой спектакль. И в этом году я получил за него две номинации: лучший режиссерский дебют и лучший спектакль сезона в Киеве.

Это моя первая режиссерская работа. Но думаю, что и последняя. Каждый должен заниматься своим делом. Мне бы побольше предложений лицедействовать.

- А кино?

- А сейчас кино вообще нет. Потому что нет денег.

В прошлом году в Ялте и Бахчисарае мы снимали продолжение "Роксоланы". Целый месяц на одни суточные жили-существовали. А теперь просто не хочется сниматься бесплатно.

Недавно мы смотрели "Буржуя". Хороший фильм, интересная идея, отличные менеджеры, актеры. Но это все не за наши деньги. В главных ролях снимались московские артисты. Но когда на ТВ говорят, что в Украине актеров нет, это попросту нечистоплотно.

В Киеве затеваются такие презентации и отмывка денег такого масштаба, что за счет одного вечера в ресторане можно поставить спектакль. Клянусь!

Гафт и Харатьян привезли в Киев свою постановку. Я был на ней - смотреть просто не на что, откровенно говоря. Тем не менее, при билетах по 350 гривен - полный зал.

- Люди идут на имя.

- Да, конечно. Идут на имя, и платят большие деньги. А после 1-го отделения толпами уходят. Такова наша ментальность: "К нам приехали московские актеры!"

- Жива ли украинская театральная критика, и как вы на нее реагируете?

- Ненавижу я ее! Она настолько непрофессиональна и подобострастна! Только ищет возможности самовыразиться.

- Хорошо. Давайте затронем следующий аспект актерства. Идет спектакль. Вы чувствуете, что уже владеете аудиторией - пусть это будет тысяча человек в зрительном зале. Ваши ощущения?

- Зрители бывают разные - из ПТУ приходят, школьники на балконах свистят. Но в "Мастере и Маргарите", где я играю Воланда, я задаю вопрос своему партнеру, но как бы через весь зал. И когда мертвая пауза, никто и ничто не шелохнется - именно в эту минуту ты ощущаешь нечто сверхестественное. Все-таки актер должен быть выше публики, а режиссер - выше актера. Но вы понимаете - выше не в дурном, не в вульгарном смысле, а чисто профессионально. Ведь актер один на сцене, - а напротив тысяча человек в зале, как вы говорите.

Я играю Дьявола. Но он ведь тоже ангел, - изгнанный из рая. Это известно. Он все расставляет на свои места. Неправедных наказывает, а любовь Мастера и Маргариты превозносит. И пускай уже на том свете, но он их соединил.

"... А самый главный мой зритель - он там, на небесах... Сейчас он смотрит на меня и радуется, и улыбается. И для него я буду петь, танцевать, для него я буду паясничать, потому что я актер. И что мне делать, как выйти из самого себя, - ну, разве что умереть! Хотя... Это тоже не выход. На мою смерть соберется столько народу, и когда меня будут хоронить - это тоже будет театр. Я не умру - я перейду в другой театр - театр Тени. И я буду выступать на всех площадях всего мира!" (монолог Кина).

Когда зрители приходят на спектакль по 8 (!) раз - нет, не мои знакомые, - совершенно чужие люди, это уже результат. Эти люди - фаны! Не те, которые есть у Пугачевой, Киркорова, Булановой, а настоящие театральные фаны! Это очень здорово!

- Ваша лучшая роль?

- Наверное, она еще не сыграна. Но совершенно этапная, неожиданная для меня роль - это Воланд. До него я все время играл любовников, героев-красавцев. Но на международном булгаковском фестивале, на который приехало очень много режиссеров из Франции, Англии, России, я стал победителем. И разделил первое место с Иннокентием Смоктуновским. Это никак не выражалось денежно, зато было очень престижно.

Я думаю, что большинство актеров - не умные, а ограниченные люди, которые улетают в небеса. Я знаю, у меня были такие друзья - один парень просто сошел с ума, сыграв Иисуса Христа. Сам поверил в то, что он и есть Спаситель. Ходил по улице, как Иисус, теперь не здоровался, а вот так подавал руку. Но это уже идиотизм, а не профессия, - это уже клиника.

- Анатолий Георгиевич, расскажите о том, кто вы за пределами театра, каковы ваши заботы?

- Было время, когда нам с Б. Бенюком за концерты не платили денег, а отдавали бартером. Выступаешь в магазине - тебе дают колбасу, выступаешь на заводе шампанских вин - получаешь шампанское. Да и сейчас это, по-моему, есть.

И вот один человек, который решил быть нашим продюсером, предложил: "Ребята, а давайте ходить по гастрономам! С 2 до 3 у них перерыв - споем им песни, поразвлекаем".

Я уже тогда был народным артистом, а Богдан - заслуженным. Но ведь семью-то кормить нужно было. И это очень помогало.

Но в какой-то момент я пришел в магазин, мы спели песню, и тяжелая рука мясника ложится мне на плечо: "Слушай, это я тебя видел, когда меня жена затащила в театр? Это же ты играл этого, черта?!" Я понимаю, что он имеет в виду "Мастера и Маргариту", отвечаю: "Да, я". "Так идем, я тебе мяса отрежу, слышишь?" - отвечает мне мясник. И тут я понял, что когда я на сцене, то для этого человека я черт. И он этому Воланду, черту этому даст кусок мяса, что я от него завишу в данной ситуации.

- И он потом не поверит вам на сцене.

- Да, конечно, но мало того, что он не поверит, - он просто скажет жене или своим друзьям, что кормил Воланда, а тот его благодарил. Поэтому актеру нельзя открываться до конца. Этот миф нельзя разрушать. Ведь мы всех вас, извините, обманываем. По-хорошему, но обманываем.

Лоуренс Оливье после спектакля не выходил на поклон. Появившись на мгновение, он тут же уходил, чтобы его никто не видел. Потому как считал, что "Я" - всегда ничтожно и несовершенно.

- Как артист борется с болезнями? Скажем, у вас грипп, - а вам нужно выходить и играть свою роль.

- Одна знакомая оперная певица, которой я задал такой вопрос, сказала: "Даже не говори мне об этом. Этого не может быть!" Т. е. я не должен заболеть и даже не боюсь этого. Нужно психологически настраивать себя.

- Около месяца назад в итальянской опере актер, якобы застреленный охотником, сломал ногу, изображая падение. Оперу пришлось прервать, и "раненого" артиста выносили со сцены под всеобщие аплодисменты...

- Ой, насчет сломанной ноги! У меня была ситуация - и аплодисментов не произошло.

Это случилось 4 года назад, Виктюк пригласил меня на спектакль, сказав: "Прилетай в Москву. Возьми паспорт. Будем там делать спектакль. Но там холодно. Бери пальто".

Но где, Роман Григорьевич, - спрашиваю я, - где "там"?

Виктюк отвечает: "В Лондоне, м...к, в Лондоне!"

Я прилетаю в Москву, не понимаю, что происходит. Он мне дает пьесу "Двое на качелях" и говорит, что делает спектакль с Наташей Макаровой. Это 53-летняя балерина, которая уехала в свое время из Кировского театра и осталась в Лондоне. Она мультимиллионер, потрясающая балерина-легенда. Майя Плисецкая брала у нее уроки, а также заимствовала тапочки и платье.

Уже в Москве мы оформляем соответствующие документы и летим в Лондон, где нас с эскортом встречает Наташа.

Мы едем в ее дом, который называется "Макаров-Хаус", расположенный на центральной улице Лондона. Мне выделили в нем третий этаж.

Итак, начинаются репетиции. Более унизительного состояния я не ощущал: когда Наташа пригласила всех своих самых близких друзей - лордов-миллионеров, а они ведут разговоры, естественно, на английском языке. А ты еще сидишь и не знаешь, какую вилку взять, какой стороной, какой бокал; что это за блюдо и как его есть правильно. Поэтому я сидел зажавшись.

И только Роман Виктюк - он везде гений! - ел и чавкал. К тому же, несмотря на то, что во всем мире он ставит спектакли, Роман Григорьевич не знает ни одного языка, кроме русского и украинского. И какой-то лорд через Наташу задает ему вопрос: "А что вы думаете о Саросяне, об этом драматурге?" И вдруг Виктюк начинает рассказывать, читает лекцию минут на 45 о Саросяне. Причем мат - через слово. Переводчица уже не знает, что делать.

Тогда Виктюка спрашивают о Малере. Виктюк тоже минут тридцать, гений, о Малере говорит.

Я все к ноге веду. Мы уже месяц репетируем спектакль в специальном зале у Наташи дома. Контракт был сумасшедший: премьера - в Санкт-Петербурге, потому что Наташа родом оттуда, и затем Лондон, Нью-Йорк и Париж. И деньги совершенно невообразимые! Только в надежде на то, что наконец выскочу из этой нищеты, заработаю денег, с Виктюком поезжу по миру, я работал по 25 часов в сутки...

И вот, наконец, произошло! Макарова всегда разговаривала со мной очень сдержанно, на "вы". Не поднимая глаз, мы репетировали. Как партнерша она никакая, потому что не драматическая актриса. Но тут где-то прорвало, и мы сделали репетиционный спектакль, который понравился Виктюку. Он собрался улететь в Москву на неделю. Нам наказал работать, повторять слова и т. д.

Когда Виктюк улетел, я впервые за месяц вышел в Лондон. Макарова предоставила машину, в которой меня возили по английской столице. Меня хватило на день-два, насмотрелся я на этот Лондон.

Вдруг как-то звонит мне на этаж Наташа и говорит: "Анатолий, спускайся, у нас сейчас обед", - а до этого я обычно обедал у себя на этаже.

Мы немного поели, затем она предложила выпить водки. После спросила, какое вино я бы предпочел. Отвечаю: "Если есть, то херес". Короче говоря, мы так наклюкались! Я перешел на "ты", говорю ей: "Наташка, какая ты классная! Но ты знаешь, я так хочу домой, так скучаю! Я так устал от вашего Лондона - мне бы уехать хотя бы на денек..." Она говорит: "А хочешь - поехали в Париж? Сейчас возьмем самолет и ...". Я плачусь: "Не хочу в Париж, мне домой надо. Я хочу в Киев. У меня же маленький сынок".

Я показываю ей фотографию ребенка. Она - шокирована. Ни слова не говоря, идет за своим фотоальбомом, открывает, - а там мой сын... То есть один к одному - и возраст, и лицо. Сейчас ее сын вместе с мужем отдыхают на одном из трех принадлежащих ей островов в Карибском море. И она показывает остров, на котором с одной стороны пальмы, а с другой - березы русские, посаженные ею в ностальгических чувствах.

Конечно, увидев моего сына, она меня поняла и сказала: "Я тебе сделаю билеты туда и обратно". Пообещала ничего не сказать Роме, когда тот позвонит из Москвы.

Она преподносит мне 250-долларовую книгу о жизни и творческом пути Наташи Макаровой, где собраны ее всевозможные снимки с Барышниковым, Нуриевым и т.д. Моему 6-летнему Георгию дарит совершенно немыслимый роскошный смокинг с бабочкой, а в придачу - ранец из крокодиловой кожи.

Так вот. Я все к ноге веду. Приезжаю в Киев, а в этот день в театре спектакль "Белая ворона" о Жанне Д`Арк, где играет моя жена Наташа Сумская. И заменяющий меня парень говорит: "Толя, ну сыграй уже свой спектакль!"

(Пауза, со вздохом). Оно мне нужно было? В финальной сцене подо мной проваливается половица, туда падает моя нога; слышу хруст... Боль жуткая, ступить на ногу не могу.

В "скорой помощи" говорят: "Нужна срочная операция!" Я возмущаюсь: "Да мне завтра надо быть в Лондоне! Какая операция?"

Извиняясь, Анатолий Георгиевич поднимает штанину и показывает шрамы на колене:

- Вон, распанахали.

Я звоню в Москву, говорю, мол, Роман Григорьевич, такая-то у меня ситуация, я в Киеве, в больнице. Но я уже через месяц буду ходить - заверяю его. На том конце послышалось только: "Пошел ты!.."

И он меня послал, обматерил. Ведь Наташа Макарова - сверхдорогая актриса. Виктюк вызвал ее в Москву и они нашли другого актера, срочно ввели его в этот спектакль, и он объездил весь мир вместо меня.

- Это как в том анекдоте, когда к актеру приходят приглашать его сниматься в новом фильме, где будут играть де Ниро, Шварценеггер, Микки Рурк. Тот соглашается, а потом говорит: "А когда?" "29-го декабря", - отвечают ему. "Э, нет, не могу. У меня елки".

- Да-да. Вот так и я пролетел с этим спектаклем.

- Вы же чемоданчик с вещами оставили в Лондоне. Это примета. Жизнь долгая - возможно, еще вернетесь.

- Да. Думаю, что все будет еще лучше, чем в прошлый раз.

А насчет примет - я все-таки суеверный человек. Стараюсь избегать всяких там кошек, тому подобного. Люди просто дуреют от моих странных движений на сцене. Вдруг начинаю поворачиваться через правое плечо, и так далее.

- А персональные актерские приметы?

- Как таковых, особых примет у меня нет. Просто обычно перед выходом на сцену я уединяюсь в гримерке, - чтобы сосредоточиться, отрешиться от суеты.

- Приходится ли играть в жизни?

- Когда тебя провоцируют в метро, на улице, то, конечно, перестаешь быть уставшим и замученным, говоришь умные слова, изобретаешь интересные автографы.

- И напоследок - ваши пожелания читателям газеты "ТВ+".

- Читатели! Не только читайте газету, но и приходите в театр. И любите актеров. А богатым читателям хочу пожелать не забывать помогать искусству, заниматься меценатством.

- Большое спасибо. Успехов вам!