Александр Градский: "Барышников научил Лайзу Миннелли русскому мату"

- Александр Борисович, когда вы поете, создается ощущение, что дышите не воздухом, как обычные люди, а музыкой...

- Ну красиво сказали... Я так говорить не умею. Я не знаю, чем я дышу. По мне - так кислородом. Может быть, немножко водородом еще.

- После выступления в "Карнеги-холле" не тяжело ли опускаться уровнем ниже и петь на конкурсах красоты? Не желаю умалить достоинств данного шоу, и все же...

- Я понимаю ваш вопрос. Дело в том, что подобных "Карнеги-холлу" залов нет. Есть еще Большой театр, Большой зал консерватории в Питере и Москве, есть достойные сцены в Париже и в Лондоне, где я выступал. Но таких сцен немного. Поэтому невозможно всегда держать планку великолепного зала. Главное - всюду выглядеть хорошо, хорошо работать. И не имеет значения, где ты поешь - на конкурсе в Донецке или в Лондонской опере. Важно то, как ты выступаешь.

- Ваши непокоренные вершины? Или Градский уже взобрался на самый пик творчества?

- Хм... Видите ли, в чем дело... Если так себе скажешь, то загнешься как творческая личность. Начнешь халтурить.

Я, может, и не стал бы халтурить, но сама опасность такого действия заставляет придумывать себе новые вершины и назначать для покорения новые рубежи.

Есть несколько работ, которые я не сделал. Я не сделал булгаковскую оперу, пару пластинок, которые мог выпустить, не выпустил. Хотел в студии записать неаполитанские песни, но пока этого не сделал. Была идея сделать блок такой русской старой музыки - это тоже осталось лишь в планах. Хотел попеть религиозную музыку - не вышло пока.

Я хотел снять картину, сделать к ней музыку. В общем, масса идей, так и не претворенных в жизнь.

- Как обстоят дела с вашим театром?

- Его все еще нет, Театр Александра Градского пока только строится. Но дело уже близко к завершению, строительство идет полным ходом.

Каков будет репертуар? А черт его знает! Банально отвечу. Если в театре будет работать канализация, водопровод, электричество, будут стулья, занавес, сцена, фойе... я приду и сяду в зал, ряду эдак в десятом. Если включится свет, раздастся музыка, будут звуковые усилители, микрофоны - тогда я пойму, что делать. Когда все эти детали, которые я называю базовыми для любого театра, будут функционировать, тогда фантазия мне подскажет, как быть дальше.

Но если что-то не будет работать, то бессмысленно ставить спектакли. И совершенно замечательные образцы, которые ставят в Париже или Лондонской опере, делать абы как - совсем не хочется. Все надо делать на уровне.

- Александр Борисович, вы не боитесь забвения? И хотя само слово бессильно соседствовать с вашим именем, тем не менее многие боятся выпасть из истории.

- Да меня всегда было мало. Меня дозировали со времен первого моего показа. Но могу объяснить, почему меня это мало волнует. Те, кому нужно, меня услышат. И потом, прошло 36 лет моей карьеры, мне все равно платят очень много - я зарабатываю больше других самых известных людей, которых все время показывают. Это для меня один из показателей - если я зарабатываю, значит меня не мало. И потом, торчать все время на глазах у людей - тоже не в моих правилах.

Конечно, хотелось бы, чтобы все знали, кто ты такой, каков твой уровень. Я хвастаюсь иногда... Когда-то давно мы с Левой Лещенко выпили неплохо, и он так по веселому настроению сказал: "Хорошо, Санёчек, что тебя мало показывают". Я спросил, почему. И он ответил: "Если бы тебя много показывали, мы все должны были бы застрелиться".

Сейчас я продаю пластинки, лазерные диски, на которых записана музыка, сделанная мною в 1971 году. А значит меня образца 71-го года не забыли сейчас. И есть надежда, что меня образца сего времени не забудут впредь. Вот ты помер - и тогда поймут твое значение.

- Александр Борисович, вы выступали с Лайзой Миннелли. Как впечатления от такого звездного соседства?

- Да она плохо поет. Она поет плохо, но женщина очень интересная. У нас было так: каждый должен спеть свою партию, несколько фраз. Это была запись, посвященная армянским событиям. Тому времени, когда произошло землетрясение в Спитаке. И Азнавур (он ведь армянин Азнавурян) написал песню. Там была, кстати, не только Лайза Миннелли, но и Сэмми Дэвис-младший, да вообще народу было полно. И солидные певцы, и голливудские начинающие старлетки, которые в то время только определялись со своей карьерой. Нужно было спеть свою фразу.

Лайза шесть или семь раз спела, и все семь раз фальшиво. А я спел сразу. Тогда она меня спросила: "Ты откуда взялся такой?". Я говорю: "Из России". А она мне: "Этого быть не может". Я спрашиваю: "Почему?" А она заявляет: "Ну не могут в России так петь". Я ей опять: "Ну я из России, чего ты привязалась?" А она тогда: "А ну скажи мне durty words по-русски!"

То есть, мол, скажи мне грязные слова на русском языке. Дело в том, что у нее был близкий знакомый Миша Барышников. И она, наверное, от него набралась русских изысков. Ну, я ей сказал все, что думаю (Смеется). А она тогда: "О, точно! Ты русский. Я теперь поняла. Миша говорил то же самое".

Но потом, после совместного выступления, я уехал на разбитом такси в аэропорт и улетел домой. А она в огромном лимузине с девятью собаками, пятнадцатью телохранителями и четырьмя чемоданами направилась к себе в апартаменты. Вот такой шоу-бизнес. Чтобы быть богатым, не обязательно хорошо петь (Смеется).

- С кем вы мечтаете спеть вместе?

- Ой, это многих можно перечислять - уйма больших мастеров. Ну кто у нас из действующих? Ну, Митя Хворостовский, Люба Казарновская, всего три-четыре имени из наших, с кем я мог бы спеть вместе. А на Западе очень много исполнителей в таком жанре. Они меня не слишком хорошо знают, поэтому надеяться на сотрудничество бессмысленно. Да, было дело, я когда-то сотрудничал с Джоном Денвером, но он погиб совсем недавно.

- Мы еще будем гордиться тем, что живем с вами в одно время.

- Именно так и произойдет, как раз так все и будет. Это не хвастовство, а чистая правда. Что говорить дальше?

- Как вы оцениваете все набирающего популярности Баскова?

- Не, я ни о ком вообще никогда ничего не говорю. Ну, молодой парень, хороший проект. Это плюс. Ну, человек, в общем-то, поет. Что бы ни говорили критики и как бы они его ни оценивали. Поющий он.

"Но" есть только одно. К сожалению, данное "но" всегда очень печально для России. Басков еще неадекватно тому, что получил в виде славы, умеет делать на сцене. То есть слава у него уже очень большая, и люди очень хотят пройти на его концерты. Для парня это огромная ответственность. И ему надо срочно набирать. Аванс дали весьма хороший, слава богу, но наверстывать недостающее надо как можно скорее. А то может и не получиться. Ему надо соответствовать созданному имиджу.

- Александр Борисович, вы как-то говорили, что тяготеете к восточной философии...

- Да нет, я православный. Хотя не хожу в церковь - у меня свои собственные отношения с Иисусом Христом. Никогда невозможно определить, что ты на самом деле сделал. Я приблизительно так представляю, что какие-то цирковые номера в вокале, которые я сделал, - сохранятся. Независимо от оценки критиками написанной мною музыки и моих концертных номеров.

Оценка может быть разной, ведь на вкус и цвет товарища нет. Но у меня бесспорно то, что я называю цирком в пении, то есть спортивным достижением: долго тянущейся нотой, или просто чисто технически высоко взятым звуком, или легкостью, которая берется вверх-вниз. Или когда не берешь долго дыхание - я подчас не беру дыхание в два раза больше, чем это делают самые великие теноры.

Это чистая техника - я именую ее цирком. О проникновении в образ речи нет, это опять же на суд зрителей. Вокалисты и музыканты настоящие отличаются от спортсменов прежде всего тем, что спортсменам нужно прыгнуть два пятьдесят в высоту на стадионе - тогда это фиксируется как рекорд. Вся цель спортсмена - просто выиграть Олимпийские игры с мировым рекордом, чтобы мир это видел. Для музыканта же совершенно не обязательно делать что-то на огромной арене в присутствии Стинга, там, Паваротти или кого-то еще.

Достаточно просто дома распеваться и взять, скажем, ре-диез. Проверить свои силы, убедиться, что тебе покорилась эта вершина.

- Вы первым в стране ввели в употребление речитативы и скороговорки.

- Я придумал рэп за двадцать лет до того, как он стал таковым. Ведь доказательство моего открытия сохранилось на пластинках! Сейчас мое наследие уже издано на CD - просто сюда не доходит.

А вообще я до многих вещей сам додумался - потом их повторили. Ну, не знаю, каким путем, "из какого сора растут цветы, не ведая стыда...". Никто этого не знает.

- Что вы читаете?

- К сожалению, я мало читаю сейчас. Скорее, сегодня я уже только перечитываю. Чтение требует очень большой умственной работы. Голова устает, поэтому, к сожалению, теперь былыми залпами написанное не глотаю. А может, причиной тому новая литература, которая мне совсем не нравится. Я ничего для себя нового не нахожу.

А так уж, если серьезно и не врать, то классическую и старую литературу я очень хорошо знаю. Так что я не могу "читать" Булгакова - после многих раз я могу его только перечитывать. А читать нужно сегодняшних авторов. Но их читать невозможно. (Смеется)

- Каково ваше самое большое желание на данный момент?

- Как это ни странно, меня угнетают невыполненные, но задуманные вещи. Хочется их поскорее реализовать. Самое обидное - если тебя вдруг разбивает какой-нибудь паралич, и ты еще живешь, но уже понимаешь, что не можешь записать ту или иную песню либо произведение.

Русские все время живут прошлым или будущим. Чаще даже будущим. А, успею, все еще впереди. Исходя из своего опыта, я вижу, что это может никогда не наступить.

Мемуары? Нет, я единственный, кто не написал. Потому что это тоже требует времени. Надо делать как следует. Да все нормально, мне еще рано оставлять после себя записки и воспоминания. (Смеется)

- Пожелания от вас персонально для читателей нашей газеты.

- "ТВ плюс"? А город какой?

- Славянск.

- А, я знаю Славянск, я там был. Правда, давно очень, много лет назад. Впечатления? Я не помню ничего - только то, что выступал там вместе с Донецкой филармонией. Был в Славянске, Макеевке, Горловке, Жданове и Торезе. Ну, Жданов - это уже туда, к Азовскому морю.

А вообще какие могут быть впечатления? Хорошие, конечно - публика везде одинаковая. Публики плохой нет.