Все бури, зоны позади...

Ее откровенный рассказ о женских тюрьмах и зонах просто потряс. Да, потряс. Но больше удивило другое - как быстро смогла Буря "успокоиться" и стать за несколько месяцев той, с кем почти три часа мы беседуем за столиком летнего кафе.

"Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!"

Родом Ольга из Макеевки. Обычная была семья - мама швея, папа - шахтер. Трое детей, средний достаток. Оля была старшая, и этот опыт "старшинства" ей потом очень пригодился. Закончила школу, получила довольно престижную и высокооплачиваемую по тем временам специальность - раскройщик верха обуви. Росли, как грибы, обувные кооперативы; деньги зарабатывались приличные.

Все складывалось удачно и в жизни личной - Оля девушка видная, и замужество ждать себя не заставило. Своего избранника она знала со школы, и в выборе, как и положено в 18 лет, не сомневалась. "Самая счастливая", - так вспоминается то время...

Через месяцы она уже лежала в роддоме, готовясь к кесареву сечению. А молодой муж, шалый от весны и будущего отцовства, проводил время по-своему. О том, что случилось непоправимое, роженице сообщили не сразу. 1 мая в нелепой нетрезвой драке ее муж убил человека - ударом кулака в область сердца. 2 мая его арестовали, и через время срок - 15 лет.

Первое время, спасаясь от депрессии и отчаяния, она пыталась помочь своему мужу, выбрасывая большие деньги на адвокатов, апелляции, взятки. Бегала к СИЗО донецкой тюрьмы, где вместе с сотнями таких же "подруг" пробовала наладить связь со своим супругом. Отчаянное "Я тебя люблю. Я дождусь" неслось сквозь толщи стен тюрьмы, и ради тех, кто сидел за этими стенами, женщины готовы были терпеть многое.

Потом, годы спустя, когда Оля будет находиться по другую сторону колючей проволоки, эти картины женской преданности и исступленной любви не раз встряхнут душу и навеют вопросы. Почему у женских тюрем и зон не видно столпотворения мужчин? Их нет на свиданиях, их нет с передачами, и за последние деньги они не потащат в зоны неподъемные "кравчучки"... Почему? Куда она девается - эта сильная половина, из-за которой многие женщины и оказываются в тюрьмах...

Мы еще поговорим с Ольгой на эту тему, еще услышим несколько интересных историй. А пока вернемся к ее собственной.

ЗОНЫ ЖУТКОГО РЕЖИМА

Оставшись с ребенком на руках, клеймом жены убийцы и нерастраченной любовью, Ольга очень быстро нашла круг друзей, где ее проблемы "хорошо понимали". Особенно легко получалось забываться с помощью наркотика. Дозы которого неуклонно росли, и, значит, рос риск потерять все. Сначала - свободу.

Первый срок - 3,5 года. Вместе с другом пытались ограбить дом. Вернувшиеся не вовремя хозяева заметили только Ольгу; друг успел убежать, и на следствии версию "одна!" будущая Буря поддержала.

Так в 29 лет она попала в свою первую колонию - харьковскую. В которую, по выражению одной подруги, она не зашла, а вбежала. Полная злости на милицию, внутреннего протеста против всех и вся. Она была готова к борьбе - и физически (рослая, сильная), и морально. Но то, что ее там ждало, требовало новых качеств...

"В мужских зонах царят несколько иные правила выживания; там другие порядки, - начинает свой сравнительный анализ Ольга. - Мужика, стиснутого решетками, все-таки побаиваются. И давить, топтать его беспредельно не будут - ни свои, ни милиция. А женщину чего бояться? Ее унижать - одно удовольствие. И в женских зонах особенно много работает людей, которым это удовольствие просто необходимо. Вся система построена так, чтобы вытравить остатки человеческого, возбудить самое худшее, что есть в женщине. Зачем? Я не знаю...

Вот, например, попадает в камеру СИЗО новенькая. Ее взяли, допустим, за наркотики. Прямо с улицы. С собой - ничего. Ни щетки зубной, ни белья сменного, ни простыни. И родственники с передачей не спешат. В камере выдали "скатку" - матрац (хорошо, если с подушкой). Где взять мыло, зубную пасту, простынь? Проходит день, два. Душно, грязно, от нее, извините, уже запах. Никто с ней не поделится; никто не посочувствует. Наблюдают. Ага, очень хочется постирать? Вот тебе ворох грязного чужого белья, стирай. А потом в этой же воде - и свое. И если она возьмется это делать - стирать за всех будет весь срок.

Если с воли нет помощи - это в женской зоне просто жуть. В мужских испокон века существует "общак", на который могут рассчитывать не все, но многие. Там есть возможность заработать - и законно, и незаконно. В женских - каждая сама за себя. И если ты не очень сильная характером - наступает кошмар".

Ольге Бурцевой с этим "кошмаром" пришлось очень часто разбираться. Ее бойцовский характер плюс тяга к хоть какой-то справедливости быстро снискали межзоновскую славу "третейского судьи". Естественно, "помогала" Буря зачастую не даром. И, естественно, это совсем не нравилось начальству.

Один из "хозяев" очередной зоны, где на тот момент было 3,5 тысячи зэчек, сказал: "Здесь не более ста нарушителей. "Погоду делают" не больше десяти. И я вас задавлю".

Это обещание в полной мере Буря на себе испытала. За три с половиной года - 15 раз сидела по 15 суток и один раз - в БУРе (бараке усиленного режима).

Иногда сажали за нарушения, часто - для "профилактики" - перед праздниками, придравшись к любой мелочи.

БУР (сейчас его называют ПКТ - помещение крытого типа) Ольга не забудет никогда. Это была одиночка в несколько метров; подъем в 5 утра и бесконечное хождение по камере. Запрещено все - отдых в течение светового дня, общение, зеркальце, туалетная бумага. Ольга сорвалась там только однажды - в свой день рождения, когда охрана издевательски сообщила, что приехала на свидание мама с тортом. И как ни умоляла, ни просила мать - передать дочери ничего не разрешили. Даже необходимые женские мелочи. Из БУРа Ольга вышла поседевшая.

Что предполагает такое наказание?

"Женщину стараются полностью растоптать. Показать ее беспомощность, бесправие. Во мне этот БУР разбудил еще большую ненависть... Я понимаю, что контингент женщин, попадающий в тюрьмы и зоны, требует жесткого обращения. Наркоманки, хулиганки, воровки, убийцы... Но, тем не менее, - люди! Зачем так стараться превращать всех в скотов? Тем более далеко не все требовали сурового наказания.

У нас на одной зоне было, как никогда, много бабушек, которых мы называли "отряд карателей". Это пожилые женщины, которые в драках, в отчаянии (часто - защищая свои жизни или жизни детей, родственников) убивали мужей, сожителей. Была одна, которая набросилась на мужа, выбившего ударом кулака зубы у падчерицы. Она его зарезала кухонным ножом - 8,5 лет строгого режима. Ладно, это серьезный случай. А вот ходячий анекдот - зэчка по кличке Елка. Им с мужем дали по 9 и 10 лет за то, что у "белого дома" в Горловке они срезали какие-то очень редкие ели. Потом эта история случайно попала в газету, и срок им значительно скостили.

Сколько необоснованно суровых приговоров! Сколько историй, которые не требуют лишения свободы! Зоны - переполнены; мы иногда спали по двое. Кормить заключенных просто нечем. Кислая баланда и непонятного происхождения хлеб. В одной из зон сейчас существует два отряда (по 100 человек) дистрофиков. Это женщины, которым баланду и кусочек жуткого хлеба приносят в бараки. Сил прийти в столовую у них уже нет. Вот финал тех, кто не получает "дачки" (передачи), кто не умеет выкручиваться, кто слаб физически или морально.

Но кому мы это скажем? Кто будет нас слушать? Кому нужны "прокаженные"? На проверках, которые бывают в зонах, мы знаем, как отвечать. Потому что не раз были предупреждены: "Проверяющие приехали и уехали, а вам сидеть долго".

ВОТ ТАК ИСТОРИИ

...Мы беседовали еще долго. О зоне полтавской. О зоне черниговской - центре женского криминала в Украине. Там сидят, в основном, "повторки" - то есть рецидивистки. Там свой второй срок начинала отсиживать моя героиня. И если бы не случай (ее перевели в новую, полтавскую зону), живой и здоровой из Чернигова Ольга бы не вернулась - там царили правила, установленные другими лидерами. И соглашаться с ними, принимать их Буря не собиралась.

...Наслушавшись всего, я к концу вечера попросила: "Давай теперь о хорошем! Вспомни истории посветлее, и давай скорей перейдем к финалу твоей истории!"

Оля улыбнулась, обхватила руки, на которых голубели мелкие татуировки, и вспомнила несколько "светлых" зоновских историй. Одна из них явно требует озвучивания. Редкая история, как в кино.

"Она была наполовину еврейка, наполовину - украинка. Из Харькова. Черные волосы, крупные, броские черты лица. Вроде не красавица, но очень притягательная. Обладала каким-то даром влияния на людей. Любила гадать; всякие там колдовские штучки. Отец эмигрировал в Израиль, ее вызвал, нашел там жениха, все к свадьбе шло. Напоследок она приехала в Харьков - попрощаться с родными. И тут встречается с каким-то влиятельным вьетнамцем, влюбляется: "Все! Свадьба - с ним. В Израиль не еду!"

Поженились. Стала она Марина Нгу-ен. Но успокаиваться не собиралась, и однажды молодой муж застал в своей квартире компанию незнакомых ему людей - новых друзей Марины. Возник конфликт и... вьетнамца убили -68 ножевых ранений. Марина пошла "паровозом", то есть вину взяла на себя. В результате - 15 лет строгого режима.

Однажды на свидание к ней приехала подруга с двумя молодыми харьковчанами. Один из них увидел Марину через стекло, поговорил с ней по телефону, а на прощание сказал: "Я через два месяца приеду, и мы распишемся". Вся зона была в курсе этого бредового разговора - невероятного и странного. Поговорили и успокоились. А через два месяца выпускник харьковской юридической академии приехал на свою свадьбу в зону. Расписывались там же, начальник давал свою "Волгу". И теперь муж Марины - ее гражданский адвокат, который делает все, чтобы дело было пересмотрено. А сама Марина - жгучая брюнетка с колдовскими глазами - стала верующей, и гадать к ней теперь никто не ходит..."

ГОРОД НОВОЙ ЖИЗНИ

Вот мы плавно подошли к финалу истории самой Ольги Бурцевой. Она отсидела два срока, побывала в трех зонах... Вышла на свободу в 2002 году, имея дочь-подростка, которая ее не знала, никому на воле не нужный опыт зэчки-бунтаря и полное отсутствие перспектив. На работу в родном маленьком городке ее не брали - прошлое было написано в глазах и передавалось по "телефону" быстро. Путь для таких, несломленных, был практически один - "тюрьма - вторая мама". Так считали многие, милиция - в первую очередь, прекрасно зная последствия своей "исправительной" системы.

Ольге отчаянно не хотелось назад, где (и она это чувствовала) ей долго держаться на плаву не дадут. Но и вперед ей двигаться никто не давал. И вот (как это бывает всегда, "однажды") однажды она встретила своего старого знакомого, которого давно не надеялась видеть в живых. Он долго кололся, потерял в больнице глаз, едва не остался без ноги. В общем - ходячий был труп.

"А тут вижу - улыбается, хорошо одет. Начал рассказывать: жена молодая, ребенок, все отлично. И стал меня агитировать в какой-то славянский центр, где наркоманы и алкоголики начинают верить в Бога и становятся другими. Я отмахивалась: "Это - не для меня. В зоне были проповедники - не вдохновляли. И вообще, я уже не колюсь".

Оля долго еще так отмахивалась, уверенная, что далекому Богу нет дела до ее "мелких" проблем. Но старый-новый знакомый в покое не оставлял, и Ольга, отлично разбирающаяся в людях, с удивлением отметила, что они с женой искренне озабочены ее судьбой. Это были единственные люди, которые очень хотели ей помочь. И ее сердце дрогнуло...

"Решила просто съездить, просто посмотреть". Это был ноябрь 2002 года. Месяц ее рождения. Двойного рождения. И вот позади сомнения, первые тяжелые шаги к Богу. Впереди - новая жизнь. Оля Бурцева хочет связать ее со Славянском - городом, где она встретила новых друзей, где она становится другой, и откуда она готова, если будет нужно, поехать в любую зону. Чтобы рассказать о себе новой - свободной, мирной и счастливой.