В ногу с ВЛКСМ: от рождения до краха

ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ЧЛЕНСТВО

Во Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз молодежи я вступил в стенах славянской СШ №3. Было это примерно в 1985 году - по достижении установленного уставом организации возраста. К этому времени комсомол уже ощутимо утратил авторитет в рядах старшеклассников и выпускников, однако по-прежнему вступление в организацию воспринималось как событие обязательное, без которого обойтись нельзя. Вопроса — «зачем это нужно?» мозг рядового подростка тогда не продуцировал, а если и возникали у кого-то такие мысли, то широкого распространения в массах они не получали. Все казалось вполне логичным: сначала ты октябренок, потом пионер, дальше комсомолец. После этих трех этапов перед тобой открывается большая и светлая жизнь.

Четких воспоминаний о «членской» стороне биографии школьного периода в памяти почти не сохранилось: воззваниями к нашей комсомольской совести педколлектив не злоупотреблял, собраниями тоже не перегружали, постоянным напоминанием о членстве служил разве что комсорг, периодически требовавший уплаты взносов. Отношение к комсоргу было двоякое — на первых порах он представлялся человеком, уполномоченным особым доверием «высших партийных сил», приобщенным к какой-то «главной тайне государства». В более позднем восприятии — как помеха свободному времяпровождению. Мог ли я тогда знать, что и самому однажды придется стать комсоргом.

У ФИНИШНОЙ ЧЕРТЫ

Произошло это на втором году срочной службы, когда из экипажа подводной лодки, на которую меня распределили после «учебки», демобилизовался комсомольский лидер. Поскольку чаще всего комсоргами назначали (извините, выбирали) начальников секретной части, то, заняв эту должность, я как бы по наследству перенял и комсомольскую нагрузку. То обстоятельство, что мой членский билет затерялся в штабах где-то между Кронштадтом и Кольским полуостровом, традициям не помешал.

Сказать, что этот аспект службы был излишне хлопотным, было бы неверно. Скорее, наоборот: идеологическую работу организовывал замполит, мои обязанности сводились к уже упомянутому сбору взносов. Через пару месяцев, пересмотрев акценты, начал сдавать взносы из своего денежного довольствия — за всех 38 комсомольцев экипажа. Весной 1992 года, увольняясь в запас, списки комсомольцев я никому не передавал — к тому моменту, похоже, они уже никого не интересовали. Вернувшись домой, признаков комсомольской активности в обществе я не заметил - наступили «лихие 90-е», и главным идеологическим вектором населения стал курс на выживание или стремительное обогащение. Комсомол исчез, как и не было его вовсе.

Сегодня я спрашиваю себя: хорошо это или плохо? И однозначного ответа не нахожу. Уверен, что не знают этого и многие горожане, кому в свое время пришлось пройти обязательный маршрут от октябренка до комсомольца.

Павел Коротенко