Новая весна Сергея

Наверное, начинать эту историю надо-таки еще с тех времен, когда Сергей был обычным школьником обычной школы в м-не Артема. Учился хорошо, очень любил физику и начало взрослой жизни связывал, наверное, с техническим вузом. Но повзрослеть ему пришлось пораньше - родители решили разводиться и Сергей, до этого уверенный в себе подросток, вдруг почувствовал себя абсолютно одиноким. Именно в тот момент ему впервые пришли мысли о самоубийстве, которые затем не раз возвращались.

Дети по-разному реагируют на эти нередкие, увы, семейные драмы. Сергей реагировал болезненно. И типично: из легкого подростка он быстро стал превращаться в трудного. Если бы в то время были так же распространены наркотики, как сегодня, он бы их не миновал.

Впрочем, хватило бед и без наркотиков. Безобидная и похвальная для мужиков страсть к технике, к автомобилям в очень скором времени сделала из обычного пацана малолетнего преступника: вместе с друзьями он стал угонять автомобили. С целью одной - покататься. Катались так, что иногда после этого машины требовали серьезного ремонта.

Их взяли быстро, не дав развиться другим, сопутствующим угону, преступлениям. Уже в камере предварительного заключения Сергей понял, что несвобода - это намного хуже, чем представлялось. Мир, в который он попал, с его жестокими проявлениями, страшными законами выживания, был невыносим. Сергей там задыхался, и если бы его тогда выпустили, послушнее и дисциплинированнее пацана можно было бы не искать. Для одних тюрьма, зона - шок, который проходит, для других - серьезная травма навсегда.

И ТАМ ЖИТЬ МОЖНО?

Мне приходилось нередко общаться с людьми, прошедшими через исправительную систему, приходилось бывать в Артемовской тюрьме, где на тот момент сидел мой герой - щуплый подросток Сашка.

Разные получались рассказы после общения с такими людьми. Многие говорили, что "и там жить можно", многие считали места не столь отдаленные суровой, но неплохой школой жизни, которая многому их научила. Некоторые были так пропитаны воздухом несвободы, что чувствовали свою ненужность здесь, в привычном мире. Но помню я и другое. Худого, испуганного Сашку, обутого в ботинки на три размера больше. Дождавшись, когда воспитатель отвернется, он шепнул мне отчаянно: "Я больше никогда не буду, скажите моей мамке, чтобы она меня забрала отсюда, пожалуйста!" Шурик занимался тем, что воровал из машин вещи и кормил этим себя и двух братов...

Повести бы в эти камеры на экскурсию тех, кто заражен романтикой "блатного" мира, кто считает, что и там "жить можно". Для некоторых это стало бы последним посещением.

Сергей был из таких. Он уже три раза по трижды раскаялся в своих автомобильных "шалостях", но дали ему на полную катушку - 3,5 года. Приговор был суров и потому, что приплюсовали к угонам и кражу. На одном из допросов Серега простодушно признался, что взял однажды в салоне аудиокассеты... Впереди была зона. Мариупольская "малолетка", известная своей дурной славой.

ЭТО БЫЛА ПОЛОСА СВЕТЛАЯ

Сергей ее панически боялся, но быстро вник в тамошний уклад и стал учиться. Правило первое и простое - слабым быть нельзя. И он становился сильным, как губка впитывая правила зоновской жизни. Слишком уже подходящий был для учебы возраст - 16-17 лет. Через время он уже знал не 5, а 25 способов открыть машину, знал все азартные игры, знал, как с помощью простого приспособления убить человека...

Вот такие получались годы исправления. Но тем не менее совсем раздавить его система не смогла. Не потеряны, не растрачены были многие природные качества, среди которых - тяга к учебе. Когда срок подходил к концу и он вышел на "химию", решил Сергей время не терять и... поступать в институт. В приемной комиссии мариупольского металлургического института принимать документы у зека наотрез отказались - прецедентов у них еще не было. Но начальник колонии вмешался, надавил, где надо, и напоследок сказал Сергею: "Смотри, документы-то у тебя примут, но спрашивать будут с пристрастием".

Сергей поступил. Проучился первый курс и уже рассматривал Мариуполь, как город, где будет оседать навсегда. На стройке его ценили, давали комфортабельную общагу, и в ближайшее время - квартиру. Там же, едва закончился срок, Серега женился, родили ребенка. Он спешил жить нормальной жизнью, спешил забыть то, через что успел пройти.

Но так просто, как кажется в 20 лет, жизнь ошибок не прощает. Червоточина, которая развилась на зоне помимо его воли, начинала разъедать его жизнь и дальше.

Учебу пришлось бросить, семейные отношения не складывались, с родителями не мирился. Рано повзрослевший мужчина не всегда мог справиться с проблемами, которые сыпались, как из рога изобилия. Часто он заливал их спиртным, а иногда подступали те самые, подзабытые мысли о самоубийстве. Тогда он думал, что идет по самой плохой полосе своей жизни, еще не зная, что черная - впереди.

НОЧЬ, УДАР, ШОК

Тот октябрьский вечер был обычным. Сергей завершал его в кафе на Черевковке. Ближе к полуночи, когда программа и деньги были исчерпаны, он двинулся домой на своем любимом "Жигуленке". Двинулся быстро, очень быстро. Любил скорость, любил знакомое многим водителям ощущение, когда несущая машина послушна только тебе. Но сил своих в тот нетрезвый вечер он не рассчитал. Безлюдная улица, ночь, прямая темная дорога. И вдруг - сильный удар. Он не понял, что произошло. Выскочил из машины и с ужасом увидел два неподвижных тела под колесами. А сбоку - автомобиль и мотоцикл.

Шок, животный страх и чувство непоправимого - все это за несколько мгновений отрезвило Сергея и заставило бежать. Он забыл о машине, забыл обо всем, когда бежал прочь от места, где он убил двоих людей...

"Позвонить?! Да, вызвать помощь!" - эта мысль промелькнула, когда он оказался в центре Черевковки. Промелькнула и уступила место другой: "тем, лежащим, помощь уже не нужна".

Несколько суток с дрожью он просматривал местные газеты, вслушивался в разговоры на улицах. Домой он не показывался; знал, что там его ждут... Страшное напряжение спало, когда через своих знакомых он узнал, что те двое - живы. И лежат в травматологии ЦГБ с повреждениями средней тяжести.

Идти - не идти? Он знал, что срочно надо идти, надо "договариваться", надо как-то искать выход из практически безнадежной ситуации. Знал, но не шел. Панически боялся ареста и всего, что за этим последует. Он сыт был зоной до конца жизни.

Промучившись несколько дней, он подослал к потерпевшим свою девушку, уговорив ее на нелегкую миссию. Зайти в палату, передать гостинец и узнать пути примирения. Деньги, и немалые, на тот момент у Сергея были.

Девушка вышла и сказала: "Ничего не получится. Один из них сказал, что все равно тебя посадят".

Это был приговор. Сейчас, спустя годы, Сергей уже сомневается, разговаривала ли вообще его подруга с потерпевшими. Но тогда, ни минуты не колебаясь, он зачеркнул свою прежнюю жизнь. И стал вне закона, ударившись в бега. Он обрек себя на несколько лет двойной жизни и на такие внутренние мучения, о которых тогда, в октябре 1996 года, не догадывался...

ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ

Он стал Рыпаленко. Под этой фамилией устроился в одном из далеких харьковских сел, где паспорта не потребовали. Завел там хозяйство, почувствовал себя на какое-то время спокойнее. Но тут произошел конфликт с соседом, запахло милицией, и Сергею пришлось срочно уходить. Он вернулся в родные края.

Несколько раз он был на грани ареста - однажды его ждали в доме деда, куда Серега шел, чтобы помянуть старика. Однажды убегал огородами, завидя машину; однажды разобрался с "друзьями", которые пробовали его шантажировать. Ненормальность, на которую обрек себя Сергей, давила с каждым месяцем все сильнее. Он не мог устроиться на легальную работу, не мог начать свой бизнес - везде стояли "ловушки", везде был риск разоблачения. В минуты отчаяния он вспоминал о яде, пузырек с которым всегда носил с собой на случай ареста. И тогда ему очень хотелось одним глотком подвести черту под странной своей жизнью.

Но отчаяние проходило, и тогда он бросался в другую крайность - начинал судорожные поиски путей "легализации". Жениться и сменить фамилию? Жениться и разводиться надо было несколько раз, чтобы настоящей фамилией и не пахло. Сведущие люди подсказывали еще кое-какие способы замести следы, и уставший от бегов Сергей готов был рассмотреть любые. Но тут случилось ЧП, и все вокруг Сергея и в нем самом начало стремительно меняться...

НОВАЯ ЖИЗНЬ В "НОВОЙ ЖИЗНИ"

Сергей попал в облаву. В одном из мелких харьковских городов его вместе с толпой веселых отдыхающих забрали из бара в милицию. Бледный и сразу протрезвевший Сергей понял, что отсюда ему прямая дорога - в славянский ГОВД. Где сразу выяснят, кто он и где скрывался четыре с половиной года. Была надежда случайно вырваться от харьковчан, но когда были взяты отпечатки пальцев, он понял - шансов никаких.

Отчаяние и тоска захлестнули его так, что он вдруг... начал молиться Богу. Богу практически неизвестному, далекому, о котором слышал лишь изредка. Он молил его страстно: "Спаси, Господи; выведи меня отсюда. И я затем найду тебя сам, я все буду делать, как надо. Спаси меня, о Боже!" Он молил Бога о невозможном, понимая, что правоохранительная система в этом случае сбоев не дает. Но сбой произошел...

Шесть дней его держали в камере, выясняя, кто он и откуда, а затем отпустили. Он шел и не верил тому, что произошло. Не верил свободе, не верил самому себе, молящему Бога. Это было такое потрясение и открытие, отмахнуться от которого он уже не мог. Обещания, данные Богу в те дни, надо было выполнять - Сергей умел держать слово. Так начался новый этап жизни.

Поиск Бога, потребность узнать больше о неизвестном мире веры приводили его в различные церкви. Остановился он в "Новой жизни" - именно там встретил живого Бога. Того, которому давал обещания в камере. Новая жизнь стала стремительно ломать и менять Сергея: привычки, с которыми он давно сросся, вдруг стали ему мешать. Он сам, без чьих-то увещеваний бросил курить; затем ему перестало нравиться даже любимое пиво, не говоря о более крепких напитках. Он с удивлением и радостью наблюдал за тем, что с ним происходило. Он открывал Библию, которая ранее казалась тайной за семью печатями, и начинал понимать то, с чем обращались к нему неведомые авторы. Все, абсолютно все ему нравилось в этой новой жизни. Пока однажды его не пригвоздила мысль - теперь он должен сам пойти в милицию и признаться в совершенном преступлении.

САМЫЙ СЛОЖНЫЙ ШАГ

И тут начались муки. Одна часть Сергея-старого кричала о том, что он уже раскаялся и ничего не добьется своим признанием. Никому же легче не станет, а арест, тюрьма отбросят его назад, в жизнь прошлую, невыносимую. А новый Сергей, мучаясь и страдая, понимал, что только тогда он получит полное освобождение, когда сбросит этот сверхтяжелый груз.

Седьмого марта Сергей шел в горотдел. Рядом с ним был его духовный наставник, пастор Владимир Григорьевич Соловьев, который понял состояние Сергея и пошел вместе с ним.

"Ноги не слушались. Я еле плелся, иногда меня всего перетряхивало - зачем я это делаю?! Почти пять лет скрывался и теперь иду сам. Меня оттуда уже не выпустят. Зачем тогда все?.."

В дежурке горотдела сначала не могли понять, с чем пришел этот странный парень. Затем позвали следователя, который долго искал то давнее дело, также с недоумением посматривая на Сергея. А тот обреченно ждал ареста, он был уверен, что его отсюда не выпустят - слишком долго искали. Но в милиции состояние Сергея и его мотивы поняли. Выслушали, взяли показания и отпустили. До суда. Он летел домой на крыльях; первый шаг, самый сложный, был сделан. Хотя впереди были другие испытания.

ДО ПРИГОВОРА ОСТАЛАСЬ НЕДЕЛЯ

Когда закрутилось правоохранительное колесо и Сергей был вынужден ходить в милицию, как на работу, он очень уставал физически. Но это было полбеды. Больше давило другое - непонимание окружающих. Чувствовала его состояние, наверное, только мама. Они, мамы, всегда знают, когда нам очень тяжело. Но сам Сергей временами сам себя переставал понимать...

В один из моментов призрак тюрьмы так отчетливо пронзил душу Сергея, что он снова подумал о самоубийстве. Наверное, это был кризис в его духовной борьбе. Из которой он вышел победителем. Его новые друзья, его старшие наставники помогли понять еще одну истину - больше того, что человек может вынести, Бог не дает. У каждого - своя чаша испытаний, и пить из нее нужно не возмущаясь, не бунтуя. Сергей успокоился. Он понял, что теперь будущий приговор будет ждать с мирным сердцем.

И как бы в поддержку его нового состояния судьба подкинула небольшой, но уместный сюрприз. Однажды, когда в очередной раз он собирался к следователю, начальник цеха, в котором работает Сергей, заметил: "Что-то зачастили мои работники в милицию. Вон и Руслана сегодня вызывают. Идите уж вместе".

Руслан - молодой парень, на вопрос Сергея: "Зачем вызывают?" с неудовольствием протянул: "Да не знаю толком. Сто лет назад меня сбили на дороге, а теперь вспомнили". Сергей замер, не веря, а затем переспросил: "Не на Смольной ли?"

Оказалось - на Смольной. Одним из тех пострадавших был Руслан, и первый вопрос, который он задал, разобравшись с сюжетом, был такой: "Зачем ты все это затеял?!" Сергей, подумав, ответил: "Чтобы иметь возможность попросить у вас прощение".

...Ровно через неделю, 17-го мая, должен состояться суд. А два дня спустя, 19-го, Сергею исполнится 30 лет. Он не знает, где окажется в свой юбилей, не знает, кто будет рядом. Он уверен только в главном - теперь никогда одиноким себя не почувствует. Теперь он - под полной защитой. С такой мыслью он пойдет на заседание суда, с таким чувством будет слушать приговор.

Господи! Дай же ему возможность жить этой новой жизнью. Проявить себя в ней здесь, на воле...

P.S. 31 мая прошло последнее заседание суда. Городской судья Петр Иванович Профатило огласил приговор, который (если убрать все юридические термины и длинные обоснования) звучит конкретно и просто - амнистия. На такое завершение дела никто не рассчитывал, об этом и не мечталось...

Сергею остается только выполнить свой долг перед потерпевшими - выплатить им материальную компенсацию. В своем последнем слове, еще не зная о приговоре, он говорил: "Я бесконечно благодарю Бога за то, что оказался в суде. Сам бы я этого не сделал".

Он благодарит также всех, кто был заинтересован в благополучном решении его дела, всех читателей, звонивших в редакцию, всех родных и друзей, радующихся его новой жизни.